Сейчас сюда ворвется похожий на взбесившуюся обезьяну инспектор, а в руках у него — мыльный таз и острая бритва! Пуаро представил эту картину так отчетливо, что невольно зажмурился.
Словно в бреду, он нацепил на голову перепачканный сиропом парик и хотел уже нырнуть под стол, как в буфетную вошел отец Браун.
Пуаро с облегчением перевел дух, постаравшись придать своему лицу благопристойное выражение.
— Если вы соблаговолите выслушать мою просьбу, мистер Пуаро, — сказал отец Браун, — я бы настоятельно просил, чтобы при нашем разговоре присутствовало как можно больше людей, чье воображение поражено суеверием, которое я заклинаю вас разрушить. Я хотел бы, чтобы все гости видели, как вы это сделаете.
— Сделаю что? — спросил Пуаро, удивленно поднимая брови.
— Снимете ваш парик!
Лицо Пуаро по-прежнему оставалось неподвижным; он только устремил на просителя остекленевший взор — страшнее выражения отец Браун не видел на человеческом лице.
— Я пощажу вас, — произнес Пуаро голосом, в котором звучало сверхчеловеческое снисхождение. — Я отклоняю вашу просьбу. Дай я вам хоть намеком понять, какое бремя ужаса я должен нести один, вы бы упали мне в ноги, с воплями умоляя меня не открывать остального. Я вас избавлю от этого. Вы не прочтете и первой буквы из той надписи, что начертана на алтаре Неведомого Бога.
«Кажется, я схожу с ума, — подумал Пуаро, умолкнув. — Эти кретины меня доконали».
— Я знаю этого Неведомого Бога, — сказал маленький священник со спокойным величием. — Мне известно его имя, это Сатана. Истинный Бог был рожден во плоти и жил среди нас. И я говорю вам: где бы вы ни увидели людей, коими правит тайна, в этой тайне заключено зло. Если дьявол внушает, что нечто ужасно для глаза, — взгляните. Если он говорит, что нечто ужасно для слуха, — выслушайте… И если вам померещится, что некая истина невыносима, — вынесите ее. Я заклинаю вас покончить с этим кошмаром немедленно, раз и навсегда.
Пуаро вспотел, из-под парика по вискам струились сладкие розовые капельки. Он ни за что не решился бы обнажить сейчас свою голову, ибо отец Браун тотчас увидел бы, что вся его лысина перепачкана черносмородиновым сиропом.
— Если я сделаю это, — тихо проговорил Пуаро, — вы содрогнетесь и погибнете вместе со всем тем, во что вы верите и чем вы живете. В один мимолетный миг вы познаете великое Ничто и умрете.
— Христово распятие да пребудет с нами, — сказал отец Браун. — Снимите парик!
— Не просите меня об этом, святой отец, не надо…
