Нельзя сказать, чтобы Суворова не покоробило сведение личных его неурядиц к среднестатистической шкале, но в чем-то ее заявление успокоило: затеряться в толпе было кстати.
Потихоньку нарисовался рассказ. Когда он был закончен, Веснушка поначалу отказывалась читать: «Представляю, сколько там ляпов и глупостей». Однако он настоял. Вернувшаяся рукопись была исчеркана так, будто по ней ее ручка проверяла заправку чернил. Суворов был в ярости:
— Будь твоя воля, ты бы извела метафоры дихлофосом, а восклицательные знаки полила огнетушителем! Ты что, так ненавидишь эмоции? Сказываются перегрузки по должности? Спрашивается, чем не угодил тебе этот абзац:
Когда сыну минуло восемь, отец взмолился, обращаясь к врачу:
«Прошу вас, больше я не могу! Это просто невыносимо. Он стоял перед тортом распятым Христом, и в глазах его было все то же отчаяние. Отчаяние, спокойнее которого я в жизни ничего не видал. Он словно мертвец, чья душа не может угомониться. Мы не знаем, как до нее достучаться». «Больше некому. У вас общий крест. Что жена?» «Как обычно: активно меня ненавидит. Зато научилась молчать. В первый раз не услышал упреков». «Берегитесь, она затевает войну». «Вероятно. По глазам было видно, что в ней закипает изрядное буйство. Совсем не похоже на ревность. Скорее на ярость из-за того, что всякая ревность прошла».
— Ну???
Веснушка, подумав, сказала: «Мне не понравилось. Слишком подробно. И потом, они с этим живут уже год». «Ну и что?» «Срок достаточный, чтобы страдание в них отупело. Сделай скупо, тогда попадешь».
Суворов послушался. В итоге рассказ получился. Потом получился и сын (мальчик был на диво здоров: перенесение миновало удачно).
Вслед за ним получилось еще много чего. Все эти годы Веснушка служила Суворову оберегом. Самое удивительное, оберегом по-прежнему тайным: жена не догадывалась. Не догадалась она и тогда, когда он, хлопнув дверью, ушел из дому и обосновался на даче.
Узнав про разъезд, Веснушка сказала: «Скоро ты к ней вернешься». «С чего это вдруг?» «Вовсе не вдруг. Вдруг никогда не бывает. И вернешься ты к ней потому, что ревность ее для тебя важнее ее к тебе ненависти». А когда он съездил домой за вещами, спросила: «Признайся, ты к ней приставал?» «Ты издеваешься?» «Нет?» «Нет, конечно». «Нет?» «Иди к черту!» «Вот видишь. Ты к ней приставал. Вы опять переспали?» «Нет». «Значит, нет?» «Значит, да. Разве это что-то меняет?» «Едва ли». «Ты шутишь?» «Нисколько. Доказательство — у тебя на столе. Подними, пожалуйста, лампу. На днище увидишь число. Ну как, убедился?» «Когда ты его написала?» «Недели четыре назад. В тот день ты обронил в разговоре, что больше она не опасна». «А потом ты спросила, когда день рождения сына и нацарапала дату на дне?» «Все достаточно просто, если умеешь читать по глазам». Оскорбленный ее снисходительным тоном, он счел излишним вдаваться в детали и, коротко попрощавшись, ткнул трубкой в рычаг.
