Она взглянула на меня. В ее глазах блестели слезы.
Одна слезинка покатилась по щеке, и она смахнула ее рукой.
— С тех пор как вернулся, все, что он делал, так это пялился в тот проклятый компьютер. Он даже не печатал.
— Вернулся откуда?
Эгги посмотрела на меня с недоверием:
— Вы имеете в виду, что не знаете, кто он? Он не сказал вам?
— Назвал только имя.
Тогда она рассказала. Рассказала мне о том, что Гевин был внештатным журналистом, который отправился в Ирак с фотографом по имени Бертран Найт, и что их захватили в плен. Они отсутствовали девять месяцев, с марта до Нового года, когда Гевин появился, наконец, в аэропорту Хитроу и позвонил, чтобы она пришла и взяла его с собой. Он не рассказал о том, что случилось, ни ей, ни кому-либо еще. Оставался в своей квартире и отказывался выходить из нее.
— Об этом писали в газете, но уже не вспомню в какой. Не попало даже на первые полосы. Если бы Гевин хотел рассказать что-нибудь, им бы заинтересовались газеты, но он не захотел.
— Что с другим парнем?
Она пожала плечами.
— Гевин не рассказывал?
— Он не распространялся об этом. Ничего не говорил вовсе. Если я спрашивала, он, как ребенок, зажимал уши руками и мычал с закрытыми глазами.
— О боже!
Некоторое время мы сидели молча. Я пила свой кофе, но он утратил вкус. Вспомнила, как Гевин внезапно просыпался ночью с криком, который меня будил. В первый раз я выползла из палатки узнать, в чем дело. Он сидел на коврике. Во тьме я не могла разглядеть его лицо. Спросила, что с ним. Он сказал, чтобы я шла спать. После этого я не покидала палатку, но всегда лежала, прислушиваясь, сознавая его присутствие, всегда готовая оказать помощь.
— Несомненно, он страдает ПТС, — сказала Эгги.
— Что это?
— Посттравматический стресс. Он нуждается в помощи специалиста, или то, что случилось, будет убивать его сознание. Сам он не сможет справиться с этим. Нам нужно его найти.
— Он встречался с кем-нибудь по этому делу?
— Нет. Он всех игнорировал. Ни с кем не хотел говорить, просто сидел в комнате со своим компьютером. И вот теперь это.
Она смотрела на меня осуждающим взглядом, словно в этом была моя вина. Затем, видимо, спохватилась и снова опустила глаза. По ее верхней губе протянулась едва заметная пенистая линия от капучино.
— Может, это к лучшему, — предположила я. — То, что ему нужно, — уйти на время, побыть одному и справиться с этим самостоятельно.
— Он нуждается в лечении.
— Может, это и есть его лечение. Иногда инстинктивно чувствуешь, что лучше для тебя.
