По лесу неторопким шагом двигалась сивая без единой подпалинки кобыла. Она была великолепна — с большим животом, с грязным порыжевшим хвостом и со скрепленной репьями гривой. На ней восседали два бойца спинами друг к другу. Тот, что сидел позади, был длинноног: ноги почти доставали землю.
— Вот это да! — восторженно всхлипнул Тюрин.
— Эгей, чудо-богатыри! — крикнул Игонин, — Куда путь держите?
«Чудо-богатыри» не откликнулись, остались равнодушными к зову. Сонно покачивались в такт лошадиному шагу. Кто-то из бойцов батальона подбежал к ним и взял кобылу под уздцы. Кобыла покорно остановилась и устало опустила голову.
— Брось баловать! — рассердился тот, который сидел опереди. — Я те шваркну, родных забудешь.
Длинноногий напарник его соскочил на землю и сказал примирительно:
— Слазь, Микола. Приехали. Дальше семафор закрыт.
Микола нехотя послушался, видно, это был мрачный, малоразговорчивый человек.
— Братцы! — крикнул Игонин. — Шагайте к нашему шалашу.
— А коняку? — спросил длинноногий.
— Коняку? — озадачился Петро. — Коняку подари кому-нибудь, а то пусти на все четыре. На таком транспорте воевать несподручно, а драпать тем более. Можно влипнуть в беду, а мне сдается, что ребята вы ничего. Табачку хотите? Гришуха, отсыпь-ка моим приятелям на козью ножку, да не скупись.
«Вот жук, у самого полный кисет махры, а Гришуха — отсыпь...» — незло подумал Андреев, но не стал пререкаться, отсыпал обоим, и новые приятели закурили. Григорий принялся было добривать Петра.
Длинноногий осуждающе цокнул языком:
— Та хиба ж так можно? — и решительно отобрал у Андреева бритву, к великой его радости. Игонин и глазом не успел моргнуть, как был начисто добрит без единой царапинки. Длинноногий вошел в роль, побрызгал Игонина из воображаемого пульверизатора, опахнул несуществующей салфеткой и, склонив голову в знак того, что дело кончено, сказал:
— Кабальеро, деньги в кассу.
Петро пришел в восторг:
— Ото отбрил! Прямо артист. Да ты никак всамделишний парикмахер?
— И цирюльник тоже, — согласился длинноногий.
— Дай пять! — Петро растроганно, от всей Души пожал ему руку. — Учись, Гришуха, под старость кусок хлеба. Так, как тебя ругают, говоришь?
— Василь Синица.
— Спасибо, Василь Синица. Далеко путь держишь?
— А кто его знает? Микола, куда мы с тобой путь держим?
Микола привалился плечом к шершавому стволу сосны, курил сосредоточенно и сердито. Отозвался неохотно:
— К дьяволу.
— Во, бачишь?!
— Да-а, приятель у тебя не из тех, кто смеется. Давай сядем, чего ж стоять?
