– Моя дорогая, моя прекрасная Филли-фея, женщин, подходящих на роль воспитательницы даже для несравненного лиллибриджского пансиона полным-полно, а вот на роль моей жены подходит одна-единственная, «самая хорошенькая во всем подлунном мире».
С этими словами он наклонился и осторожно поцеловал ее…
В отдалении раздался звон церковного колокола, и Филиппа вздрогнула. Она была одна в пустой и сумрачной классной комнате. С печальным вздохом вернулась она к событиям далеких лет.
…Филиппа ни словом не обмолвилась Уорбеку о том, что в письме Эразма Кроутера были строки, касавшиеся обстоятельств смерти ее родителей. Стыд заставил ее молчать. Ей казалось, что надменный аристократ, почему-то удостоивший ее вниманием, резко изменит свое отношение, если узнает правду о Филиппе и Гиацинте Мур. Возможно, он даже почувствует к ней отвращение, И Филиппа дала себе слово, что будет хранить свой постыдный секрет ото всех, и уж тем более от человека, которого почти боготворила.
Уорбек категорически отказался смириться с отказом. Ничего не зная о мучительной тайне Филиппы, он с ходу заявил: если она примет его предложение, он пожертвует пансиону деньги для содержания даже не одной, а двух воспитательниц. Что ей оставалось делать?
Когда старые девы пришли к решению, что настала пора появляться с Уорбеком на людях, Филиппе открылась еще одна черта жениха: он ревновал ее, ревновал безумно и буквально к каждому. У него было множество друзей и знакомых, которые могли соперничать с ним в элегантности и остроумии (так, во всяком случае, казалось ему), и его мучили опасения, что светские повесы вскружат ей голову. Филиппа польщена, ошеломлена вниманием столь знатного и богатого человека, опасался Корт в глубине души, потому так быстро и согласилась выйти за него замуж. Отчасти это было правдой, но не всей. Главным же было то, что Филиппа действительно любила своего жениха, любила сумасшедшей, самозабвенной любовью.
Филиппа вернулась в кабинет, немного побродила среди знакомых вещей, потом, поддавшись внезапному порыву, достала с верхней полки потертый справочник. Письмо так и оставалось между страницами.
Очевидно, о нем давно забыли. Поколебавшись, Филиппа развернула пожелтевший листок.
«19 марта 1800 года,
Уважаемые мисс Бланш и мисс Беатриса!
Я вынужден взять на себя весьма неприятную обязанность и сообщить, что не имею более возможности посылать деньги на содержание моей племянницы Филиппы Мур. Дела мои таковы, что я обнищал совершенно и, вероятно, скоро окажусь в ночлежке. Потому-то, хотя сердце мое разрывается от сожаления, я даю свое согласие на помещение Филиппы в качестве работницы на мануфактурную фабрику, нанимающую детей такого возраста.
