Пьяные слезы закапали все прямые стязи и вот-вот прев ратятся в болота.
"Приуготовьте пути Господу, сделайте их прямыми!" - как же! "Все в блевотине и всем тяжко, гуди во все колокола никто и головы не поднимет..." - писал классик.
Да не хуже ли? Все в блевотине и всем ХОРОШО, все в умилении и пьяной надежде, радужное искусственное небо раз весили над адом.
Ну ладно... До свидания. Василий.
. .
Здравствуй, дорогой Максим.
Получил твое письмо и Василия. Спасибо, Василий, пиши почаще.
Я живу хорошо. Сделали себе в лесу около Ожогина Волоч ка землянку. Некоторые мужики из Ожогина Волочка живут в этой землянке с нами хорошо и дружно.
Я написал стихотворение, которое они читают всяким жен щинам, когда женщины приходят к нашей землянке. Вот это сти хотворение: НЕЗНАКОМОЙ ЖЕНЩИНЕ
Отойди! Взад иди!
Есть второй вариант: НЕЗНАКОМОЙ ЖЕНЩИНЕ
Отойди! В зад иди!
Но второй вариант я никому из мужиков не говорил, а то неудобно.
Больше писать не о чем.
До свидания. Федор.
. .
Здравствуй, дорогой Максим.
Как ты напишешь, так и будет; сам давно не знаю, что делать. Вот все тебе расскажу, как было.
Приходим мы с мужиками утром в магазин, один мужик, Ни колай (хороший мужик, добрый), говорит: "Тетя Маша! Дай нам десять бутылочек косорыловки".
И вдруг продавщица говорит: "Хватит! Авчарася приходили председатель, говорит: сенокос начался. Не давай им больше ничего! И завозить больше ничего не будут, пока сенокос не кончится".
Николай говорит: "Сенокос - сенокосом, а косорыловку-то дай".
Она ему: "Хватит!"
Николай тогда так оформил свою мысль: "Так лучше бы те бе, стерва, председатель сказал: расстреляй их всех, а то сенокос начался!"
А она ему: "Уйди, Николай, креста на тебе нет!"
Тут все мужики стали меня подталкивать - скажи, мол, ты городской.
И только я собрался высказать ей свои соображения, она говорит: "А городского вашего видеть не могу! Он вас подбил, это вы через него в землянке жить стали!"
Максим! Максим! Мне стало так плохо и стыдно, я даже закрыл лицо руками, вышел из магазина и сел на крыльцо.
Тут все мужики тоже вышли и мы пошли по дороге, куда глаза глядят.
Напиши мне телеграмму, Максим.
Больше писать не о чем.
Трижды бью тебе челом в ноги.
До свидания. Федор.
. .
ФЕДОР, ХВАТИТ ТЕБЕ ТАМ ОКОЛАЧИВАТЬСЯ, ПРИЕЗЖАЙ ОБРАТНО! МАКСИМ.
. .
Здравствуй, дорогой Максим.
Я получил твою телеграмму, спасибо.
Знаешь, Максим, я подумал и вижу, что не могу же я взять всех мужиков с собой, потому что поселить всех в нашей комнате мы, наверное, не сможем, не поместимся (а может, как нибудь поместимся?); а вырыть в намем дворе землянку - там будет холодно зимой.
