— Посмотрите-ка сюда, здесь дата — 1915 год. Это год большой войны на Западе, она чуть было не охватила весь мир. Люди дерутся, убивая друг друга. Они роют норы в земле и живут в этих норах. Когда идет дождь, их заливает водой.
— Из-за чего началась эта война? — спросил другой монах.
— О! Не думай, что войны ведутся из-за чего-то. Западным людям не нужна причина для драки, они просто дерутся.
Он пролистал несколько журналов и взял еще один. На нем была изображена удивительнейшая штука. Она походила на железную коробку и, как было нарисовано на картинке, двигалась по земле навстречу солдатам, которые пытались скрыться.
Это, — сказал монах, читавший по-английски, — новейшее изобретение. Оно называется «танком». Танк помогает победить в войне.
Мы смотрели и думали о войне, о том, как много душ было покалечено, когда погибали их физические тела. Я представил себе, как много потребуется сжечь палочек благовоний, чтобы помочь всем этим странствующим душам.
— Я слышал, что британцы собрали новый батальон турков, — сказал монах, — но они никогда не пытались обратиться за духовной помощью в Тибет.
По правде говоря, я был даже доволен, что они не сделали этого, потому что не видел смысла в убийствах, кровопролитии и страданиях. Мне казалось глупым, что взрослые люди ссорятся и вступают в войну из-за того, что один народ не может договориться с другим. Я вздохнул и с заметным раздражением тряхнул головой, думая о своей несчастливой судьбе. Я знал, что когда-нибудь должен буду отправиться путешествовать по западному миру. Через это мне суждено было пройти. Мое будущее было описано с чрезвычайной ясностью, но я не был от него в восторге. Все, что было мне предсказано, влекло за собой множество страданий и трудностей!
— Лобсанг! — услышал я окрик.
Я взглянул вверх. Монах-парикмахер приглашал меня подойти и сесть на трехногий стул. Я повиновался. Он стал передо мной и вытащил огромную бритву, которой брил головы монахов. Он не пользовался мылом или водой. Он лишь провел несколько раз лезвием бритвы по куску камня и, крепко схватив меня за виски левой рукой, приступил к болезненной процедуре соскабливания щетины с моего черепа. Никому из нас не нравилось это, и все мы с нетерпением ожидали окончания пытки, после которой голова превращалась в нечто окровавленное, изрезанное и исцарапанное. Но мы, тибетцы, не начинали плакать при малейшей боли. Я сидел смирно, а парикмахер все скоблил и скоблил.
