До меня доходит смысл его намека, и я хватаюсь за эту нить:
— Для снятия которых и употребляется морфий?! Патрике дружески мне улыбается, словно хочет сказать: «Вот человек, с которым и поговорить приятно».
— Именно. В подобных случаях рекомендуется именно морфий. Но Кристиану Лукачу была введена слишком большая доза, действие которой трудно предусмотреть с достаточной точностью.
Я чувствую, как весь напрягся, словно перед прыжком в пропасть.
— Из чего именно вы заключаете, что эта доза была ему введена кем-то посторонним?
Доктор не медлит с ответом:
— Зная о том, что была найдена пустая ампула, я решил, прежде чем вскрывать труп, осмотреть внимательнейшим образом весь кожный покров, особенно те его зоны, куда обычно наркоманы сами делают себе уколы, зоны, которые им легко доступны. Хотел, уважаемые коллеги, установить, не страдал ли покойный этим пороком. Ну так вот, я обнаружил лишь один-единственный след от укола, свежий, на одной из ягодиц, а именно на правой, куда он сам никоим образом не мог бы дотянуться шприцем. Стало быть, морфий ему был введен другим лицом.
Наконец-то и прокурор вступает в разговор:
— Кроме ампул, есть еще таблетки, порошки… Патрике отводит аргумент Бериндея:
— Их ему достать было бы еще труднее. Мы, слава богу, не на Западе. Да если у него и была возможность их добыть, это стоило бы очень больших денег. И потом, судя по всему, он был юношей спокойным, активным, жизнерадостным…
— Ну, деньги-то у него были… на сберкнижке у него семнадцать тысяч пятьсот лей, — напоминает нам прокурор.
Несколько минут мы все молчим. Двусмысленность этого дела не вызывает уже никаких сомнений. Во всяком случае, так уже кажется и мне. Согласно экспертизе, несомненно одно: морфий был введен Лукачу не им самим. И причина: приступ каменной болезни. И смерть его наступила не сразу… Прерываю молчание, повторяя еще раз свой вопрос:
— Введенная доза морфия была достаточной, чтобы вызвать смерть?
Патрике отвечает утвердительно, но тут же добавляет:
— Двузначность и проистекает-то из того, что мы не в состоянии установить с математической точностью причину смерти.
Прокурор устал весь день стоять на ногах, присаживается на стул. Под тяжестью его тела стул возмущенно скрипит. Бериндей приглашает и нас присесть. Но ни я, ни доктор не замечаем его жеста.
— Доктор, двусмыслица, двузначность, двойственность — называйте, как хотите! — установленная экспертизой, дает три возможности, — не унимаюсь я, — и я прошу вас внимательно следить за тем, что я сейчас попытаюсь изложить…
