Самая темная страсть | страница 3



Или обезьянкой, которая танцевала по команде.

Когда он был доведен до такого состояния, он презирал своего демона — но не настолько, насколько он презирал себя.

Потому что с ненавистью, он также познал гордость.

В Гневе.

Чтобы совладать с ним требовалась сила, а сила ценна в любом виде.

Но все же.

Любовь-ненависть — это так волновавшая его решающая схватка.

— Возможно не понял, но только что ты доказал мою точку зрения, — сказал он, возвращаясь обратно к разговору.

— Слабость рождает разрушения.

Без исключений.

В случае Париса, траур был просто предлогом для безумия.

И такое увлечение может оказаться фатальным.

— Какое отношение это имеет ко мне? Какое отношение это имеет к тем людям внизу? — предположил Парис.

Настало время взглянуть на ситуацию более масштабно.

— Те люди.

Они стареют и их сердца отсчитывают последние удары.

— И?

— И дай мне закончить.

Если ты влюбишься в одну из них, то в лучшем случае сможешь провести с ней часть века.

Возможно, если болезнь или несчастный случай не постигнут её.

Но целый век ты будешь наблюдать как она увядает и умирает.

И ты сможешь думать только о том, что проведешь остаток своей бессмертной жизни в одиночестве.

— Так пессимистично.

сказал Парис — и эта была не та реакция, что ожидал Аэрон.

— Ты понимаешь это, как век потери того, кого не можешь защитить.

Я вижу это, как век наслаждения великим даром.

Дар, который поможет отдохнуть от вечности.

Поможет? Бред. Абсурд.

Когда ты теряешь что-то ценное, воспоминания о нем становятся поистине мучительными напоминаниями о том, что ты никогда не сможешь обладать этим снова.

Эти воспоминания лишь добавляют проблем, они разрушают тебя, Парис… — Аэрон с трудом подбирал слова — ….вместо того, чтобы делать тебя сильнее.

Доказательство: то, что он чувствует к Бадену, хранителю демона Недоверия и его лучшему другу.

Давным-давно он потерял человека, которого любил больше, чем мог бы любить кровного брата, и теперь, каждый раз когда он был один, он представлял Бадена и размышлял о том, что могло бы быть.

Он не желал этого для Париса.

Забудь.

Время быть более безжалостным.

— Если ты так не восприимчив к потерям, почему же до сих пор оплакиваешь и скорбишь по Сиенне?

Луч лунного света ударил в лицо Парису, и Аэрон увидел его безжизненные, стеклянные глаза.

Очевидно, что он пил.

Снова.

— У меня не было века с ней.

Всего лишь несколько дней вместе.

Безжизненный тон.

Не останавливайся теперь.

— А если бы ты получил сто лет с ней прежде, чем она умерла бы, тогда бы ты смирился с её смертью?