У него не было веревки и он не желал покидать комнату, чтобы найти её, поэтому он схватил два галстука, которые дала ему Эшлин, в случае если он захочет "принарядиться".
Он вернулся к кровати.
Она лежала, прижав щеку к мартрасу, её взгляд следил за каждым его движением так, как будто не могла оторвать от него взгляд даже на мгновенье — и в её глазах не было отвращения, подобного тому, что он видел у большинства женщин.
В её глазах горело что-то сродни желанию.
Притворство, несомненно.
И всё же, это желание…
было что-то знакомое в нём.
Что-то тревожное.
Вот, на что он обратил внимание ранее, решил он.
Когда она звала его по имени, в её голосе слышалось подобное вожделение, и в глубине души он знал, что уже сталкивался с ним раньше.
Когда? Где?
С ней?
Он продолжал пристально смотреть на неё сверху вниз и понял, что Гнев до сих пор молчал
Впервые (предположительно) случилось так, что он находился в ее присутствии, но его демон все еще не проиграл все ее грехи в его голове.
Что было странно.
Такое уже случалось, но лишь один раз.
С Легион.
И он никогда не старался выяснить, почему так произошло.
Боги свидетели, его девочка грешила.
Так почему же это происходит снова? Тем более с возможной Наживкой?
Это женщина, она что, безгрешна? Никогда не произносила едоброго слова другому человеку? Никогда никого не плдставляла или никогда не крала что-нибудь, даже такой пустяк, как конфету? Эти чистые, небесного цвета глаза говорили "нет".
Или же, как и Легион, она грешила, но по какой причине, это ускользнуло от внимания его демона?
"Кто ты?" Его пальцы обхватили одно из ее хрупких запястей — ммм, теплая, гладкая кожа — и он привязал его галстуком к столбику кровати.
То же самое он проделал и с другим.
Никакого протеста с её стороны.
Она как будто ожидала этого — и уже смирилась — что он отнесеться к ней подобным образом.
— Меня зовут Оливия.
Оливия.
Красивое имя.
Очень ей подходит.
Утонченное.
На самом деле, единственное, что в ней было не утонченным, это ее голос.
Многогранный.
Единственное слово, что приходило на ум, было слово честность, и она излучала ее с такой силой, что он отшатнулся.
Он готов был биться об заклад, что этот голос никогда не лгал.
Не мог лгать.
— Что ты здесь делаешь, Оливия?
— Я здесь…
Я здесь для тебя.
Снова правда…
это была сила, что протекая в его уши, сквозь его тело, сваливала его с ног.
Не было места для сомнений.
Ни единого.
Он просто был вынужден поверить ей.
Сабин, хранитель Сомнения, полюбил бы её.
