У меня от мамы нет секретов. Может быть, потому, что у меня их нет вообще. Но чужие тайны я умею хранить. Нина просила никому не рассказывать, что они с Герой поссорились…
– А что у тебя? – спрашивает мама. – Новости есть?..
В другое время я рассказала бы, как мы ехали в автобусе с Сурком, и про болтовню насчет любовниц, и про Вальку Тарасова – что он устроился дворником, чтобы иметь свою хату… Но после новостей Нины мои новости кажутся мне такими незначительными, мелкими.
– Нет никаких новостей, – говорю я. – Кроме той, что я собой недовольна…
– Ну какая же это новость? – говорит мама. – Ты всегда собой недовольно. Наверное, это свойственно всем художникам…
– Я посмотрела сегодня свои работы, и мне мало что понравилось… И нового ничего нет!..
– Надо больше работать, – говорит мама. – Летом ты много писала. А сейчас дни короткие и занятия в институте… И потом, мне кажется, ты думаешь не о том…
– А о чем? – спрашиваю я и даже сажусь от неожиданности.
– Откуда я знаю, – говорит мама. – Может быть, о Тарасове…
Сговорились они все, что ли?!
– А с чего это я должна о нем думать? – говорю я.
– Он забавный, – говорит мама. – И, судя по твоим рассказам, ты ему нравишься…
– Мало ли что я могу рассказать!.. Надо бы еще послушать его. И потом он совсем не в моем вкусе… Ты ведь знаешь, кто в моем вкусе?..
– Знаю, – говорит мама. – Юноша с перчаткой…
– Ну так вот, – говорю я.
По еле уловимому движению я угадываю, что мама собирается встать и уйти, и я удерживаю ее за руку. В полутьме я не вижу ее лица, только бусы поблескивают. Это розовые сердолики, подарок папы.
– А там было весело? – спрашиваю я.
– Как всегда…
– Дядя Петя пел романсы?
– Пел…
– А баранья нога была?
– Была…
В доме у тети Леры всегда поют романсы и подают на ужин баранью ногу… У них нет детей, но есть собака, серый дог по имени Лорд.
– Теперь они смогут говорить, что в их семье были лорды, – сказала я как-то.
Я сказала об этом маме. И она тут же позвонила тете Лере и дяде Пете: они очень ценят мой юмор.
Мама целует меня и поднимается, чтобы уйти. Теперь ее не удержишь. А мне совсем не хочется спать. На душе как-то пусто, тревожно.
– Подожди, – говорю я и ловлю подол ее халата. Я хватаюсь за него, как утопающий за соломинку. – Подожди!.. Так ты думаешь, я талантливая?
– Ты это знаешь сама, – говорит она.
– Мама, скажи: «Ты талантливая и напишешь еще много хороших вещей».
– Ты талантливая и напишешь еще много хороших вещей, – повторяет мама покорно. И добавляет от себя: – Если захочешь!..
