— Halt! — крикнул один из них. Я остановился. Что мне оставалось… Колени у меня задрожали.
Из машины их вышло довольно много. Наконец вытащили какого-то человека, связанного и избитого.
— Вы знаете его?
— Нет.
Я его, и правда, никогда не видел. Они повернулись и нему, подтащили его прямо ко мне и закричали:
— Знаете этого огородника?
Он не мог даже говорить, просто мотал головой. Они помрачнели, потом немного о чем-то пошептались, снова его спросили. Затем меня прогнали к насосу, а сами пошли в домик. Там они перевернули все вверх дном, выбросили инструменты, разбили несколько банок, наконец, взяли лопаты и начали перекапывать компост.
Если бы только умел, то, наверное, в эту минуту начал бы по-настоящему молиться. Но всего-то знаю лишь начало «Отче наш». Потому я просто стоял. А вот спина у меня стала совсем мокрой от пота. Я смотрел на лопаты, которые вгрызались в компост. Через четверть часа гитлеровцы менялись. Того человека, связанного, они опять затащили в машину.
Я боялся, что они найдут резиновые ремни и нам придет конец.
Через час они перестали копать. Если бы еще полметра, то точно наткнулись бы на те штуки. Но они сели в машину и уехали.
Впоследствии я узнал, что тот человек, которого они привозили, был какой-то мельник, Бауман, но больше я ничего не знаю. До сегодняшнего дня не могу объяснить, почему они к нам приезжали и почему все так получилось.
Утром я вставал обычно в половине седьмого, брился, в семь завтракал, за завтраком прочитывал газеты. Потом начинал прием больных.
Время до обеда проходило почти всегда одинаково. Простуды, грипп — осенью и весной таких случаев обычно бывало больше; еще — жалобы на боли а желчном пузыре, разбитое колено, ревматизм — в общем без конца одно и то же.
После обеда — визиты к больным. Я хорошо знал свои участок, помнил, где кто живет, кто на что жалуется.
А под вечер ежедневно небольшая прогулка по берегу вдоль рукавов Влтавы. После обеда сюда заглядывали пенсионеры, к вечеру — рыболовы, с наступлением темноты — влюбленные.
Такой была жизнь врача из предместья, понимавшего, что ему не дано ни творить чудеса в клинике, ни изобрести лекарство против рака, ни выступать на международных конгрессах.
Только ежедневные приемы и посещения больных в облупленных доходных домах. Так, казалось, и будет до скончания века; никогда не произойдет ничего, что изменит установившийся порядок.
И вдруг этот случай.
День начался, как обычно: бритье, завтрак, чтение газет, утренняя прогулка, прием больных.
