– Вы что-то мрачны, – сказал он.
– Нет.
– Мрачны, мрачны. Вам надо чаще проветриваться. Я зашел сюда, чтобы пригласить вас на наши скромные вечера, которые мы устраиваем в этом забавном танцевальном зале на улице Кардинала Лемуана, близ площади Контрэскарп.
– Я два года жил над этим танцевальным залом задолго до вашего последнего приезда в Париж.
– Как странно. Вы уверены?
– Да, – ответил я. – Уверен. У хозяина этого заведения было такси, и, когда я торопился на самолет, он возил меня на аэродром, и перед тем, как ехать, мы всегда шли в танцевальный зал и выпивали в темноте у оцинкованной стойки по стакану белого вина.
– Не люблю самолетов, – сказал Форд. – Приходите с женой в субботу вечером в танцевальный зал. Будет очень весело. Я нарисую вам план, чтобы вам легче было найти это место. Я наткнулся на него совершенно случайно.
– Подвал дома семьдесят четыре на улице Кардинала Лемуана, – сказал я. – Я жил на четвертом этаже.
– Там нет номера, – сказал Форд. – Но вы легко отыщете это место, если сумеете найти площадь Контрэскарп.
Я сделал еще один большой глоток. Официант принес заказ Форда, и Форд сделал ему выговор.
– Я просил не коньяк с содовой, – сказал он назидательно, но строго. – Я заказал вермут «шамбери касси».
– Ладно, Жан, – сказал я. – Я возьму этот коньяк. А мосье принесите то, что он заказал сейчас.
– То, что я заказал раньше, – поправил Форд.
В этот момент мимо нас по тротуару прошел довольно худой человек в накидке. Он шел рядом с высокой женщиной и, скользнув взглядом по нашему столику, посмотрел в сторону и направился дальше.
– Вы заметили, что я с ним не раскланялся? – спросил Форд. – Нет, вы заметили, что я с ним не раскланялся?
– Нет. А с кем вы не раскланялись?
– Да с Беллоком, – сказал Форд. – Как блистательно я с ним не раскланялся!
– Я не заметил. А зачем вы это сделали?
– На это у меня есть тысяча веских причин, – ответил Форд. – Эх, и блистательно же я с ним не раскланялся!
Он был безгранично счастлив. Я почти не заметил Беллока и думаю, что и он не заметил нас. У него был задумчивый вид, и он автоматически скользнул взглядом по нашему столику. Мне стало неприятно, что Форд был груб с ним: как молодой, начинающий писатель, я испытывал уважение к Беллоку, писателю старшего поколения. Сейчас это трудно понять, но в те дни так бывало нередко.
«Хорошо бы, Беллок остановился у нашего столика», – подумал я. Вечер был испорчен встречей с Фордом, и мне казалось, что Беллок мог бы исправить положение.
