– Может быть, ты действительно принц, которого превратили в птеродактиля, или что-то в этом роде?
– Нет, – возразил он. – Я птеродактиль. Только и всего.
– Конечно, если ты заколдован, то не можешь сказать мне об этом. Это же часть волшебства.
– Да, наверное. Но я не заколдован, – сказал он. – Я птеродактиль, самый обычный и незатейливый.
– Но ты ведь волшебник?
– В какой-то степени, – согласился он. – В том смысле, что, когда солнце дает тебе тепло и покой – это волшебство, и когда ветер обдувает тебя и ты можешь расправить крылья и парить – это тоже волшебство, и высоко летать, все видеть, пронизывать облака и узнавать, что это просто путешествующий туман, – тоже волшебство. Только и всего. Волшебство, доступное каждому, возможно, даже змеям: видеть мир по-своему. Я его вижу как птеродактиль.
– И это настоящее волшебство?
– Это единственное волшебство.
– А каково мое волшебство?
– Не могу тебе сказать. Ты сама должна ему научиться. Каждому приходится искать свое собственное.
– Когда же я этому научусь?
– Не знаю. Знаю только, что обязательно научишься.
– Может, полетаем немного, Герман?
– Сначала прочитай мне еще одну сказку, – попросил он.
Вскоре наступил август.
Все в саду выросло в полный рост. Заросли ежевики стояли стеной, а ее некогда зеленые колючки затвердели, стали острыми, как иголки, и побурели.
На яблонях созрели яблоки, и Сьюзи ела их, сидя на солнышке с Германом. Ему самому фрукты не нравились.
По мере того как бежали августовские денечки, она все чаще стала задумываться. Задумываться о том, как случилось, что птеродактиль стал жить в этом саду совсем один. Почему он здесь, почему один?
Однако она больше не задавала ему вопросов, потому что знала, что он не ответит. Сьюзи просто продолжала над этим думать. Она вспомнила, как он сказал однажды: «Вы, теплокровные, очень ловко умеете разгадывать всякие загадки». Может быть, он хотел, чтобы она догадалась сама.
Нет, это совсем не так. Он просто хочет, чтобы она забыла о своих вопросах. «Это касается только птеродактилей», – сказал он тогда.
Поэтому она оставила все как есть и продолжала читать ему вслух и летать с ним.
Приближался конец августа, а значит, скоро пора будет возвращаться в школу. Это немного печалило ее, она знала, что будет скучать по длинным летним денькам, проведенным с Германом. Знала она и то, что никогда уже больше у нее не будет такого лета. И ей становилось очень грустно.
Ночи становились холодными, как это иногда бывает в августе – словно год заранее содрогается при мысли о предстоящей зиме.
