— Ну, чего расселась? Слезай, давай! — меня грубо толкнули в бок. Вот тебе и телохранитель!
Я возражать не стала, начала сползать на землю — поторопилась.
— Я тебе что сказал, мохнатый недомерок, в деревне меня ждать! — заметив, что мы не уехали, рявкнул Лэрзен. — Если с ней что случится, убью так, что сам о смерти молить будешь!
— Не могу я смотреть, как тебя убивают! — насупившись, ответил Лгор. — Я ей лошадь оставлю, а сам с тобой…
Маг ничего не ответил: не до этого ему было — на сцену вышел его светлый оппонент и попытался набросить на него какую-то блестящую сеть. Оборотень истолковал его молчание по-своему, втащил меня обратно на спину мерина, сунул в руки поводья, буркнул что-то о направлении, которое следует выбрать, и ринулся на подмогу… А кому, собственно? Кто для него Лэрзен: друг, хозяин?
Пока волшебники были заняты отыскиванием болевых точек друг друга (выглядело это устрашающе, грохот и треск стоял такой, что хотелось заткнуть уши), оставшиеся в живых солдаты решили решить проблему кардинальным способом — убить темного мага. Рассредоточившись, они по команде вскинули арбалеты…
Я не выдержала и завизжала. Глупо, потому что внимание блюстителей закона тут же переключилось на меня. И ладно бы только их — имперский волшебник тоже нашел более интересный объект для экспериментов.
Понимая, что только что совершила величайшую ошибку, я, полагая, что лучше сломать шею, упав с лошади, чем попасть в пыточную камеру, изо всех сил ударила ногами по бокам мерина. Точнее, по боку, так как сидеть по-мужски по причинам приличия не могла. Животное среагировало и припустило рысью. Эх, медленно, те четверо меня догонят!
Вдруг на меня будто накинули петлю, затянули вокруг туловища и резко потянули назад. Как я удержалась в седле — сама не понимаю, как не потеряла равновесия за эти, показавшиеся вечностью, пару мгновений. Магическое лассо исчезло так же внезапно, как и появилось. Зато возник навязчивый голос в мозгу: 'Вернись, остановись, мы не тронем тебя!'. Он медленно, но верно перерастал в приказ, мне стоило большого труда не подчиниться, не натянуть поводья.
И тут по груди веером разошлось приятное тепло, разрушавшее колдовство. Источником его оказался вовсе не амулет Садерера, а мамин агат. Он нагрелся и будто начал светиться. Точно, он светится. Будто прикосновение любовника, более приглушенным сиянием отвечает кулон ангерца — и вот я, словно богиня, окружена ореолом. Он неоднородный — сердцевина серебристая, а края — колючие, цвета пламени.
