Обращаясь к Питеру, она отворачивалась от камеры, а когда играла, смотрела прямо в нее.
— Какого хрена я тут трачу свое драгоценное время? — взорвался Питер.
Карен сделалась еще несчастнее, затем улыбнулась, посмотрела в камеру, напустила на себя серьезный вид, произнесла требуемые слова — и захихикала.
Дальше было то же самое, все эпизоды оказались совершенно одинаковыми. Как правило, это были фрагменты — пять секунд одного, восемь секунд другого, — и многие повторялись. Питер задавал вопрос или говорил, что она должна сделать. Карен отвечала или делала. Она была такой наивной, такой непосредственной. Возможно, потому, что ей было всего девятнадцать. Она старалась, даже когда огорчалась.
А у меня уже заурчало в животе, и я то и дело поглядывал на лососину и булочки. Мне даже пришлось несколько раз напомнить себе, что я совсем недавно завтракал в кафе «Люси».
В какой-то момент Питер появился на экране и протянул ей три страницы сценария. Он был в оранжевой футболке, какие носят морские пехотинцы, с парой пятен на спине. «Меня не взяли. У меня проблемы с тазобедренными костями». Он был молодым и тощим, с такой же точно фигурой, как и сейчас: здоровая задница, плечи, похожие на вешалку для пальто, и напряженное выражение глаз. Волосы торчали в разные стороны, и на маленьком телевизионном экране казалось, будто в них целых три фута длины. Карен откашлялась и прочитала из «Роки» речь Талии Шир, когда та вдохновляет Сильвестра Сталлоне на дальнейшие подвиги. Читала она плохо. Закончив, захихикала и спросила Питера, понравилось ли ему. Он сказал, что нет.
Запись продолжалась двадцать две минуты. И за все это время Карен Шипли ни разу не упомянула свою семью, друзей или город, из которого она родом. Она принималась хихикать шестьдесят три раза. Я сосчитал. Должен признаться, что хихиканье не входит в перечень моих любимых вещей.
Когда пленка закончилась, Пэт Кайл выключила телевизор и мы занялись ланчем. Платила «Кэпстоун пикчерс».
Через час и десять минут, наевшись бурито и выпив пива «Дос эквис», Пэт Кайл вернулась на работу. И я последовал ее примеру.
Лас-Палмас, расположенный над бульваром Санта-Моника, застроен скучными, безликими лавками, сдающими напрокат костюмы и звукомонтажное оборудование, а также маленькими одноэтажными домиками с вывесками, рекламирующими водолечение. Женщины в цветастых топиках толкали перед собой детские коляски, мужчины, выглядевшие так, словно искали дневную работу, слонялись у крошечных рынков, а дети выделывали немыслимые фигуры на скейтбордах.
