— Понять ошибку — значит встать на путь мастерства, — сказала Миррина. Она всегда ободряла Арзака. От Старика редко слово услышишь. Поэтому Арзак очень обрадовался, когда кончив есть и отерев руки и бороду чистой тряпицей, Старик произнес:
— В горне медь, добавь для прочности олово.
Арзак умел понимать молчание Старика. Ему ли не понять сказанное? Старик разрешил приступить к отливки пантеры!
В два прыжка Арзак очутился у горна, но вдруг обернулся, замер, увидел, что Старик тоже прислушивается. Сомнений не оставалось.
— Савлий едет! — закричал Арзак и, забыв о пантере помчался в стойбище.
Едет! Едет! Царь! Савлий!
Старые, молодые, женщины с младенцами на руках, ребятишки — все высыпали встречать повозку. Савлия ждали. Едва ветер разнес по степи весть о его приближении, кибитки были составлены вкруг и в котлах на высоких ножках закипела густая баранья похлебка, приправленная острыми травами и чесноком, Фигурки горных козлов у горловин оберегали похлебку от сглаза.
— Оу! Оу! Царь! Царь!
Повозка вползла в кочевье и втащила, словно огромного змея на привязи, толпу орущих людей.
— Савлий! Царь! Оу-о!
Умер царь — вождь вождей, предводитель всех предводителей. В знак горя скифы слез не лили, в знак горя они проливали кровь. Арзак наносил себе раны вместе со всеми.
Вдруг на грудь к нему прыгнул белый с рыжими пятнами лохматый пес. «Лохмат» — Арзак подхватил скулившую собаку и завертел головой, выглядывая Одатис. Одатис и Лохмат были два неразлучника, где Одатис, там и ее кути. Лохмат любого коня догонит, если на нем поскачет малышка. Недаром он в царский стан убежал, когда приезжала Гунда с дружинниками.
— Где Одатис? — спросил Арзак у Лохмата.
Лохмат вырвался и бросился к белой кибитке с откинутым войлочным пологом. В открытом проеме сидела женщина в прекрасном уборе из золота. Это была Гунда, одна из жен Савлия. Арзак тотчас узнал ее. Бедная, значит она…
Он не успел довести свою мысль до конца. В глазах потемнело. Столкнулись и рассыпались искрами золотые круги.
Из-за туго обтянутого, в блестках, плеча царской жены на него смотрела плачущая Одатис.
— Одатис!
— Брат!
Не повернув головы, Гунда двинула локтем, и Одатис исчезла, должно быть, упала.
— Брат, — донеслось из кибитки.
Арзак очутился рядом. Его руки сами собой схватили за повод ближнюю лошадь, и в тот же момент сильный удар кулаком отбросил его на землю.
— Эй, мальчонка, чего к лошадям суешься, жизнь что ли недорога? крикнул дружинник.
