— Не разглядел, государь, против солнца скакали.
«Золотая пантера» преследовала царя царей, как неотвязная лихорадка. Дарий обещал титулы, чины и золото тому, кто схватит Иданфирса живым или мертвым или хотя бы добудет щит «Золотой пантеры».
— Прежде все было иначе, Гобрий, — зазвучал снова голос из ванны. — Я говорил тебе: «Иди и разбей эламитян». Ты шел, и Элам становился моим. Я говорил тебе: «Пригни шею заносчивому Египту», и не было нужды повторять тебе дважды.
— Царь царей, скифы неуловимы. Они знают все тропы и находят лощины там, где мы видим ровную степь.
Дарий словно не слышал.
— Не сокрушил ли я мятежную Парфию? — продолжал звучать низкий тяжелый голос. — Разве осталась армия у Вавилонии после того как я переправился через Тигр? Кто не был убит на суше, тот утонул в реке. Я наложил ярмо на вероломную Лидию. Перед моим мечом дрожала Бактрия. Мое копье уничтожило девятнадцать армий вместе с их крепостями. Я захватил в плен девять царей. Милостью Ахурамазды, великого бога, золото их государств переправилось в персидские кладовые. Скажи, Видарна, разбивший Мидийское государство, почему ты не можешь разбить непокорную Скифию и бросить к моим ногам их царя?
— Мы брали крепости, царь царей, — ответил начальник «бессмертных». Мы воевали с армиями, защищавшими города и селения, стоявшие на одном месте. У скифов нет крепостей. Домами им служат кибитки на скрипучих колесах, их богатство — блеющий и мычащий скот. Скифы не привязаны к месту и уходят вместе с имуществом, не неся никаких потерь.
— Что же, персы, мы не справимся с диким врагом, сильным быстрым конем и разящей стрелой? — донеслось из ванны.
— Ты прошел по этой земле, государь, — счел нужным вмешаться Отан. Ты глубоко вонзил меч в горло Скифии. Носящие остроконечные шапки не осмеливаются оказывать тебе сопротивление. Они прячутся в землю, как мыши или сурки. Скифия по праву должна считаться твоей, повелитель стран.
— Я Дарий, сын Гистаспа. Я не ворую победу. Я добываю ее мечом.
В шатре стало тихо. Замерли слуги, сновавшие вокруг ванны. Карлик Бэс прижал ладошки к щекам и втянул голову в плечи. Всем своим видом насмешник выразил страх. Но не до шуток было Отану. Желая успокоить царя, растревожил его самолюбие. Теперь приходилось ждать вспышку неукротимого гнева.
Дарий любил повторять, что злость самый плохой советник, но когда на него находил приступ ярости, мудрые наставления забывались. Царь царей делался страшным.
