Арзак не был уверен в том, что они одни. Ему слышался шорох, он косился по сторонам, стараясь понять, откуда доносятся звуки, но взгляд упирался в глухие каменные стены.
— Ты молчишь, чужеземец?
— Я боюсь утомить тебя длинным рассказом.
— Не беспокойся, я привык выслушивать истории целой жизни. Больные рассказывают их каждый день.
— Мне было четыре года, Одатис была меньше ягненка, когда мать привязала Одатис ко мне на спину и сказала: «Спрячься в овраге». Я так и сделал. Одатис плакала, потом затихла. Потом мы с ней очутились у Старика. Старик сказал, что был бой из-за пастбищ и что все люди нашего кочевья убиты, мать тоже.
— Старик приходится тебе дедом?
— Нет, он сам по себе. Его зовут «Стариком» из-за боязни накликать беду, по-настоящему его имя — Гнур.
— Суеверия есть и у греков. Например, считается дурной приметой сидеть нога на ногу, скорее это должно назвать дурной манерой. Но скажи, почему твои соплеменники боятся Гнура?
— Из-за его мастерства, они думают, что в кузнечной работе Старику помогают духи земли и луна.
— Это Гнур сделал те замечательные браслеты?
— Да, только они не замечательные, они принесли беду.
Арзак настороженно посмотрел на Ликамба и замолчал. Ему снова послышался шорох, теперь совсем близко.
— Как случилась беда, мой мальчик?
— Из царского стойбища приехали пять дружинников за нетупеющим акинаком. С ними приехала царская жена. Она сказала: «Старик, сделай мне три золотых браслета на манер эллинских, каких не было ни у одной из жен». Старик сказал: «Сделаю». Потом царская жена услышала, как поет Одатис, и спросила: «Это твоя внучка?» Старик промолчал. Тогда она спросила Одатис: «Ты любишь петь?» — «Очень-очень-очень», — ответила Одатис. «Поедем со мной в царское стойбище». — «Нет», — сказал Старик. Но царская жена кивнула дружинникам. Один из них схватил Одатис и ускакал, четверо других выхватили кинжалы. «Нет», — повторял Старик. Он сделался белым, словно вся кровь ушла под землю. — «Ни одного акинака больше не будет». — «Зря беспокоишься, — сказала царская жена и повела глазами, — твоей внучке будет хорошо. Пусть повеселит меня песнями, а в следующую луну я приеду за браслетами и привезу тебе девчонку живой и невредимой». Так она сказала, и все ускакали. Пес Лохмат убежал еще раньше за конем, который помчал Одатис.
— Прошу тебя, продолжай, — сказал Ликамб.
— Прежде чем луна миновала, умер Савлий, а когда умирает царь, за ним в могилу уходит жена и служанка жены. Они должны быть с царем там, где живут после смерти.
