Больной бредил. С его запекшихся губ срывались непонятные слова. Сидевший у его изголовья врач сказал:
— Я записал кое-что. «Вирус Д», «Екатерина Васильевна», «Макс Максович», «шприц», «ампула», «антивирус»… Один раз он совершенно явственно произнес: «Где я?»
— Какая температура, Григорий Александрович? — Майор обеспокоенно потрогал пылающий лоб больного.
— Немного спала, Иван Петрович. Но состояние продолжает оставаться угрожающим. Может быть, ввести стрептомицин?
— Пока подождем! — Склонившись над больным, Кривцов прислушивался к хриплому прерывистому дыханию.
Нет, это был не ребенок, а юноша, но исхудавший настолько, что имел вид двенадцатилетнего мальчика. Не удивительно, что болезнь протекает у него так тяжело.
— Хорошо, товарищ капитан, — начальник госпиталя кивнул врачу. — Идите отдыхать, у вас утром две операции. Пришлите, пожалуйста, ко мне сестру.
В эту ночь майор Кривцов не спал ни минуты. Организм юноши отчаянно боролся за жизнь. Помочь этой борьбе было очень трудно: при таком истощении даже лекарства могли оказаться губительными.
На рассвете больной начал затихать. Его лоб покрылся испариной, от лица отхлынула кровь, и оно стало мертвенно-бледным, с глубокими резкими морщинами. Ребенок на глазах превращался в старика.
Майор пощупал пульс. Сердце больного останавливалось.
— Кислород! Камфору!
Кривцов затратил много усилий, чтобы возвратить умирающего к жизни… И когда, наконец, сердце больного застучало, еще неуверенно, но уже непрерывно, — Кривцов глубоко вздохнул и вышел в коридор. Он подошел к распахнутому окну и закурил.
Сквозь частую металлическую сетку долетало легкое дуновение свежего весеннего ветра. Шелестели листочки на деревьях. Осязаемый яркожелтый солнечный луч брманул из-за поросшего кустарником холма и, рассыпавшись на тысячи тончайших иголочек, ворвался в помещение.
— Товарищ майор, — прошептала сестра, выбежав следом в коридор. — Он открыл глаза!
Кривцов подошел к постели. Больной тусклым взглядом обводил комнату.
— Ты в советском госпитале, — сказал майор. — Тебе уже лучше. Успокойся и засни.
Веки больного широко раскрылись, глаза приобрели осмысленное выражение.
— Шефа… — его лицо болезненно перекосилось. — Директора… Командира госпиталя…
— Я начальник госпиталя, мальчик! — майор присел на краешек кровати и взял больного за руку.
— У меня… в кармане… ампула. Это — военная тайна…
— Хорошо, хорошо! Ампула цела, она у меня.
Больной еле заметно кивнул головой, закрыл глаза и затих.
