– Нормальная или близко к тому, что абсолютно без разницы, – постановил он. – Так что думаю, не будет вреда, если мы выясним кое-что.
Фраза прозвучала зловеще, но после долгого освежающего сна голова у Харриет прояснилась, и, какие бы неудобные вопросы он ни поставил перед ней, у нее были свои, которые тоже требовали ответов.
– Во-первых, как вы можете объяснить странное заявление, что я пригласил вас в Клуни, не говоря уже о том, что намеревался жениться? – начал он свой допрос.
Харриет, вспыхнув, резко села.
– Вы? Но это уж точно были не вы!
– Что ж, прямо камень с души свалился! Знаете ли, у меня было двоякое чувство по поводу ваших намерений.
– То есть?
– Просто вы могли бы оказаться дешевой маленькой авантюристкой, которая надеется на шантаж, и я все еще не уверен, что это не так. Полагаю, должны быть обличающие письма, появившиеся из воздуха.
Никто не сказал бы, что Харриет легко выходит из себя, но именно это сейчас и произошло. Страх и изумление по поводу таких инсинуаций придали ей храбрости, и она подпрыгнула в кровати, как разъяренный ребенок.
– Я думаю, вы чокнутый – кем бы вы ни были! Я не дешевка и не авантюристка! А письма у меня действительно есть, вот так!
– Реакция школьницы, а не бесстыжей потаскушки. – Он еле сдерживал веселье, глядя на все это. – Но письма-то все-таки есть, так что я был не слишком далек от истины. Не мог бы я взглянуть на них?
– Нет, конечно, они не ваши! Кроме того, мой чемодан все еще на платформе.
– О нет! Он здесь. Я самолично привез его сегодня утром.
– Проверили, да? Теперь признайте, что я говорю правду!
– О да, конечно, до сего места. Старый Мерфи даже известил полицию, когда дублинский поезд прибыл и отправился дальше, а за чемоданом никто не явился.
– Что бы вы там себе ни думали, мистер Лоннеган, вы, надеюсь, не можете не согласиться, что первое знакомство с вашей страной было для меня не особо приятным, – заявила она.
– Точно подмечено, – торжественно ответствовал он. – Но не моя вина в том, что путешествие было бесцельным. Что скажете?
Ее запал слишком быстро угас, и вдруг ее охватила ностальгия по упорядоченной, защищенной и однообразной жизни в приюте – единственной, которую она знала. Ее лицо жалобно скривилось, как у ребенка, и снова на ресницах – неожиданно темных и длинных – блеснули слезинки. И прочертили по ее щекам две мокрые дорожки.
– У вас несомненная склонность к слезам, – констатировал он. – Что вы имели в виду под словами «кем бы вы ни были»? Разве вы сомневаетесь в том, кто я?
