Мастер игры в го | страница 40

Кумэ слабо разбирался в го, поэтому большей частью сидел на веранде, поглядывая то на горы, то на соперников. Однако волны нервной напряженности игроков передавались и ему — когда Сюсай глубоко задумывался с выражением боли на лице, точно такое же выражение появлялось и на добром, всегда улыбающемся лице Кумэ Macao.

В понимании игры в го я недалеко ушел от Кумэ, но, постоянно наблюдая за игрой, терял порой ощущение реальности — мне казалось, что лежащие на доске камни сейчас заговорят, словно живые. Стук камня, когда его ставили на доску, отзывался эхом из другого мира.

Матч проходил во флигеле. Там было три отдельных комнаты — одна на десять татами, две других — на девять. В комнате, что побольше, на полу стояла икэ-бана из акации.

— Ветки того гляди упадут, — заметил Отакэ.

В этот день партия продвинулась на 15 ходов и был записан 60-й ход белых.

Пробило четыре часа — время записи хода, но мастер, казалось, не слышал ни боя часов, ни голоса объявившей об этом девушки-секретаря. Она наклонилась к мастеру, не решаясь повторить свои слова. Вместо нее мягко, как будят ребенка, заговорил Отакэ:

— Сэнсэй, вы уже решили, какой ход записать?

На этот раз Сюсай, похоже, услышал и что-то проговорил. Он охрип, голоса не было, и никто не понял, что он сказал. Решив, что ход для записи готов, секретарь Ассоциации достал конверт, но мастер продолжал сидеть безучастно и смотреть на доску.

Затем проговорил с видом человека, медленно приходящего в себя:

— Нет, еще нет.

После чего думал еще 16 минут. На 80-й ход белым потребовалось 44 минуты.

31 июля игра проходила в другом зале, на этот раз наверху. Точнее говоря, это была анфилада комнат в восемь, восемь и шесть татами. В одной из них в нише висел свиток кисти Рай Санъё, в другой — Ямаока Тэссю, в третьей — Еда Гаккай[26]. Эти комнаты находились как раз над номером Сюсая.

На веранде его номера пышно цвела гортензия. Сегодня на цветок снова прилетела черная бабочка — ее четкое отражение виднелось в воде. Возле козырька над входной дверью свисали тяжелые листья глицинии.

Когда мастер задумался над 82-м ходом, до игрового зала донесся плеск воды. Я выглянул в окно и увидел его жену — она стояла на камнях, по которым переходили через пруд, и бросала в воду кусочки хлеба. В воде, выхватывая друг у друга хлеб, плескались карпы.

В то утро жена Сюсая сказала мне: «К нам приехали гости из Киото, мне пришлось съездить в Токио встретить их. Там сейчас прохладно, хорошо. Но из-за этой же прохлады я беспокоилась, как бы он здесь не простудился».