Он понимал, ее губы говорили что-то недовольно, даже зло, но все равно было сладко видеть их так близко.
— …И в такое время думать про монастырь, бросать наследство одного из величайших престолов! Нет, и тысячу раз нет! — Она растроганно схватила его за руку, близко заглянула в глаза. — Надо бежать за границу… Ну хотя бы в Вену, к цесарю, он вам свояк, а затем…
«Затем» — для него было уже неважно. С покалывающим ужасом и горячим восторгом впитывал он ее дерзновенные речи…
В нем и самом давно зрели мятежные мысли. Одолевало лишь давящее вынужденное смирение — иной защиты не придумал от незримого надзора грозного отца.
Он отвел глаза.
— Сейчас ничего не скажу, — произнес глухо, скорее простонал, — надо помыслить гораздо. Помыслить надо…
И Мадлен видела, понимала — он уже помыслил и все будет, как она пожелает. Поэтому не отступала. Не скупилась на льстивые слова, опьяняющие ласки…
Перед рассветом Мадлен вошла в маленький кабинетик. Уже не томно-красивая, а деловито-сухая, остывшая и холодная. Прислонясь пальчиками к теплой изразцовой печи, печально-внятным голосом сообщила Дженкинсу все, что слышала, сидя еще за ширмой.
— Русские послы обольщают китайского богдыхана, ищут пути в Персию, Афганистан и Индию…
— Опасности эти еще слишком отдаленные, чтобы беспокоиться, мадам. Лучше скажите, как у вас подвигается дело с Алексеем?
По губам Мадлен поползла ехидная улыбочка.
— Царевич не так уж прост и глуп, как вы думаете, милорд. Он, я бы сказала, медленнодум. В этом трудность.
На улице послышался шорох шагов. Кто-то остановился возле дома, потом удалился мелкой поступью. Англичанин почувствовал легкий озноб, молодо вскочил и надолго прилип к окошку. Вздохнув, тяжело сел.
— Царевич сказал, — чуть насмешливо продолжила невозмутимая Мадлен, — Петр построил большой гребной флот. Девяносто девять галер. Задумал кампанию в Финском заливе, собрался идти на Стокгольм…
— На Стокгольм? — неожиданно для себя встрепенулся Дженкинс. Притворялся по привычке, но спазма липко перевила горло — откашлялся.
— Разве вы не вместе? Вот так вечная дружба с Россией! — Глаза красавицы холодно блеснули.
— Мадам! — дипломат взглянул торжественно-значительно. — У нас нет ни вечных друзей, ни вечных врагов. Есть только вечные интересы Англии.
В ставень осторожно поскребли. Постучали и снова поскребли. Мадлен выпорхнула в другую комнату, обдав дипломата тонкими французскими духами, — легкие ноги неслышно пролетели по ковру. Англичанин устало засеменил открывать. Вошел мужчина, закутанный в черный плащ. Откинул капюшон — лицо желтое, с нависшим носом, скучное — Дженкинсу даже захотелось зевнуть. Пришелец, разглядев в полупотемках англичанина, согнулся в поклоне.
