— А все ж как-то несподручно, — туговато соображал мужик. — Одна пагуба людская от той войны. Омерзла в самый корень!
Матрос воровато стрельнул глазами по сторонам.
— Штой-то язык у тебя, как собачий хвост, стал ходить!
— Что ж, разве то кривда? — качал головой Никола. — Един хлеб гнилой знаем да ломотой болотной крючимся. А за какие такие благодеяния?
— Смолкни, полоумный! — прошипел матрос, зажимая плотнику рот ладонью. Ткнул Николу кулаком и поспешно принялся за работу. Огляделся опасливо и похолодел — со всем рядом увидел царя.
Царь медленно шел по верфи — оглядывал доски, — уголь, ворвань. Остановился и кое-что услышал из перебранки. Гневно засопел. По загорелому лицу пошли малиновые пятна. Задумчивость слетела — взгляд стал пронизывающий, властный — с огнем. Надвинулся на Николу зеленой тучей и сверху, окидывая его огромными продолговатыми глазами, жестко спросил:
— Пошто сидишь? Ленишься?
— Я-то? — сердито отозвался мужик, разламывая краюху хлеба. — Я-то опосля трудов закусываю, а ты вот, мил человек, зряшным делом прохлаждаешься. Многие здесь ходят, которые сухопутные, а тут дела корабельные…
Петр гневно, а потом уже безразлично скользнул взглядом по плотнику: что с мужика взять? Скинул полковничью куртку, остался в суконном жилете и, подойдя к галере, взялся за огромный чугунный молот.
Плотники испуганно переглянулись: все, кроме Николы, узнали царя.
Петр оглядел судно и крикнул плотникам: «Готовься!» Те забегали, засуетились у крутого днища. Оглядел всех — готовы ли — и широкими взмахами молота стал выбивать подпорки. На спине царя буграми заходили мышцы, лицо покраснело. Мужики дружно заколотили по бревнам, подпиравшим галеру. Удивленный Никола поднялся.
— Ишь ты! Ладно бьет. Сразу видно — ране плотничал.
Галера понемногу осела на салазках и сползла на бревна, густо смазанные ворванью. Теперь судно с боков удерживали только поперечные балки. Петр прошелся вдоль пахучего борта, придирчиво осмотрел днище и киль, постоял у кормы, прикидывая что-то линейкой.
— Судно доброе, — коротко заключил он. — А вот как окрестить его — пока не ведаю. Тебя как звать, отец? — блеснул глазами Петр.
— Меня-то? Никола. А тебе чего?
— Ну вот, так и назовем галеру — «Святой Николай», поелику ты ее срубил. Согласен, чай?
— Ишь ты, так тебе и дозволят! Да ты кто таковский? Лучше бы дырку на шляпе-то зашил, — обиделся мужик, полагая, что его опять задирают в шутку.
Никола озорно глянул на плотников и по их лицам понял, что происходит что-то страшное. Еще не понимая, в чем дело, споткнулся на полуслове и стал внимательно разглядывать круглое с торчкастыми усиками строгое лицо. Неожиданно ахнув, он закрестился дрожащими руками и бухнулся в ноги царю.
