А тут прибавилась наховская диссертация. Я с большим удовольствием и пафосом делал о ней доклад на защите. Но после всего напряжения работать как-то не хочется. Зима была тяжелая. Теперь надо заткнуть фонтан красноречия», как говорил Козьма Прутков, ибо и фонтану надо отдохнуть».
Понятие античного раба — сложное понятие. Теперь так разъели его… Что будто бы античный раб это животное, при котором нужен погонщик, это ты оставь. Там же все воспитатели, учителя по-нашему, были ведь рабы.
Я всегда поражался скороспелости этой культуры. Один 5 век всё вместил.
На классическую Грецию дай Бог 50 лет падает. Это Виппер говорил. Я и сам тогда думал — что такое классическая Греция! Сначала это же ничтожество! В 6 веке — ничто, в середине 5 века — расцвет. Это загадка, между прочим, мировая загадка для историка. Я вот не знаю, как Тойнби об этом думает. Он ведь глубокий. Тут у него наверное какое-нибудь объяснение глубокое. Я думаю, Тойнби, который написал 12 томов истории культур, знает. Хотя он первоначально специалист по истории Рима. Когда стал знаменитостью, стал писать эти тома, где у него вся мировая история расписана по 21 культуре. Из этих культур некоторые, правда, абортивного характера.
Я бы тебя заставил Тойнби читать, но слишком много на руках дел.
Homo homini tignum est[53], а не lupus. lupus — это слишком роскошно.
Путаница у Пиррона. Сам он был жрец[54], а учил скепсису, утверждал, что мы ничего не знаем о богах.
Малеин, латинист. Его фамилия от греческого города Μάλέια. Н. В. Брюллова-Шаскольская ученица Малеина. [55]
Театр… Расфуфыренные женщины… Античный театр, великая культура.
Элеаты — Парменид, Ксенофан… Ксенофан учил о едином бытии.
Киренаики — гедоники.
Жить-то надо, но ты не уверен…
По Платону и Аристотелю вещи даны прямо, а у скептиков — они даны-то даны, но в сознании преломляются, искажаются. Античность в целом, конечно, признавала существование вещей. Скептики тоже говорили: или я признаю объект и ищу его, или объекта нет.
У Фихте всё вытекает из Ich, из внутреннего субъекта. Фихте, ученик Канта, принял от Канта непознаваемость вещи в себе. Кант говорил, что мы не имеем интуиции Бога, души, мира. Когда начинаем обо всем этом рассуждать, наше сознание рассыпается на противоречия. Но идеи Бога, души, мира необходимы, потому что без них невозможно ничего знать. Бог необходимо существует как принцип единства и целостности мира, иначе мы лишимся мира. Поэтому — душераздирающее противоречие у Канта. С одной стороны, Бог существует априори с необходимостью, с другой — Он нам не дан никаким постижимым образом. Идея Бога есть таким образом регулятивное, но не конститутивное начало. Такая идея придает наблюдаемым вещам общность, единство. Так мы, например, говорим в целом об античности, о Средних веках и т. д. Мы умеем схватывать целостность явлений. Но признавать такую целостность еще не значит познавать Бога и тем более верить в Него. Кто же тогда Кант? Атеист? Ничего подобного. «Я, напротив, — говорил он, — хочу освободить веру от разума. Она должна верить свободно». Тут конечно у Канта путаница. У Гегеля здесь нет никакой путаницы. Абсолютный монизм.
