— Что с тобою?
«Сейчас я все скажу… — подумала я, — пусть он меня высадит из машины, пойду в город пешком».
Но у меня не хватило мужества, и я ответила вопросом на вопрос:
— Ты меня любишь?
— Ну конечно же, — отозвался он.
— И ты всегда будешь любить меня? — спросила я, глядя на него глазами, полными слез.
— Всегда.
— А мы скоро поженимся?
Ему, видимо, надоела моя настойчивость.
— Честное слово, — сказал он, — можно подумать, что ты мне не веришь… Разве мы не решили обвенчаться на пасху?
— Да, правда.
— Разве я не дал тебе денег на устройство нашего дома?
— Дал.
— Значит, я все-таки честный человек? Когда я что-то обещаю, я держу слово… Это, конечно, твоя мамаша настроила тебя против меня.
— Нет-нет, мама тут ни при чем, — быстро ответила я, — а скажи мне… мы будем жить вместе?
— Конечно.
— И будем счастливы?
— Это уж будет зависеть от нас самих.
— Значит, мы будем жить вместе? — снова спросила я, так как меня по-прежнему мучили тревожные мысли.
— Уф… Ты меня уже спрашивала, и я тебе ответил.
— Прости меня, — сказала я, — но иногда все это кажется мне несбыточным.
Я не удержалась и начала плакать. Джино был очень удивлен и даже смущен моими слезами, смущение это, казалось, было вызвано угрызениями совести. Но только много позднее мне стали по-настоящему ясны его причины.
— Ну, ну, успокойся, — сказал он, — чего ты плачешь?!
По правде говоря, я плакала от обиды и тревоги, оттого, что не могла рассказать ему все и чистосердечным раскаянием облегчить свою душу. Плакала я также от горечи, чувствуя себя недостойной такого доброго и безупречно честного человека.
Наконец я взяла себя в руки и сказала:
— Ты прав, я просто глупая…
— Я этого не говорил… но я не вижу причины для слез.
На душе у меня лежала все та же тяжесть. И, расставшись с Джино, я в тот же день пошла в церковь исповедаться. Уже около года я не ходила на исповедь; полагала, что всегда успею сделать это, и потому была спокойна. Исповедоваться я перестала с тех пор, как Джино впервые поцеловал меня. Я сознавала, что такие отношения, какие существовали между мной и Джино, религия считает греховными, но, веря, что мы поженимся, я не испытывала угрызений совести и надеялась получить отпущение грехов перед самой свадьбой.
Я направилась в маленькую церковь в центре города, которая находилась между кинотеатром и магазином. В полутьме церкви светлым пятном выделялся главный алтарь и боковой придел Мадонны. Церковь была грязная, стулья с плетеными сиденьями стояли в беспорядке, как их оставили прихожане после мессы, словно здесь происходило не богослужение, а скучное собрание, которое покидают со вздохом облегчения.
