— О чем ты думаешь?
Немного помедлив, я спокойно ответила:
— Вот сломала ноготь и теперь вспоминаю, когда и где это случилось.
Я сказала правду, но он огорченно и недоверчиво поморщился и с этой минуты, кажется, окончательно отказался от мысли серьезно поговорить со мною.
Наконец Джизелла и Риккардо, слава богу, вернулись в столовую, немного усталые, но веселые и беззаботные, как прежде. Наше молчание, наши серьезные лица, видимо, удивили их, но время было уже позднее, да и то, что между ними произошло, сделало их не в пример Астарите более спокойными. Джизелла стала со мною ласкова, в ней не было больше ни того раздражения и ни той жестокости, которые она не сумела скрыть в тот момент, когда Астарита шантажировал меня, мне даже показалось, что поступок Астариты был для Джизеллы какой-то новой чувственной приправой к уже приевшейся ей любви. Когда мы спускались по лестнице, она обвила мою талию и зашептала:
— Почему у тебя такая постная физиономия? Если ты боишься Джино, то успокойся… ни я, ни Риккардо никому ничего не скажем.
— Я устала, — солгала я.
Я не злопамятна, и, как только Джизелла обняла меня, моя обида рассеялась.
— Я тоже устала, — ответила она. — К тому же меня продуло, когда мы ехали сюда.
И спустя минуту, когда мы остановились у входа в ресторан, а мужчины прошли вперед к машине, она спросила:
— Надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что произошло?
— Да что ты, — ответила я, — при чем здесь ты?
Джизелле мало было, что ее коварная проделка удалась. Она еще желала успокоиться, увериться, что я не затаила против нее обиды. Я слишком хорошо разгадала ее мысли и испугалась, что она поймет это и разозлится. Мне хотелось рассеять все сомнения и выказать свою симпатию к ней. Я поцеловала ее в щеку и сказала:
— За что мне сердиться на тебя? Ты ведь всегда говорила, что я должна бросить Джино и сойтись с Астаритой.
— Вот именно, — горячо подтвердила она, — я и сейчас так думаю… но ты, должно быть, никогда мне этого не простишь.
Она казалась встревоженной, а я беспокоилась еще больше, боясь, что она разгадает мои истинные чувства.
— Сразу видно, что ты меня плохо знаешь, — ответила я спокойно, — я понимаю, что ты этого хотела из любви ко мне и тебе обидно, что я сама себе порчу жизнь. Может быть, — тут я решилась на последнюю ложь, — может быть, ты и права.
Она взяла меня под руку и сказала доверительным и уже спокойным голосом:
— Пойми меня… Астарита или кто-то другой, но только не Джино… если бы ты знала, как мне обидно видеть такую красавицу, как ты, в столь жалком положении… Спроси хоть у Риккардо… Я целыми днями говорю с ним только о тебе…
