Усевшись в кресло, лицом к пустому экрану телевизора, Юра постарался снова углубиться в себя, найти ту грустную и светлую нотку, с которой проснулся. Но не смог. Появились опустошенность и легкое раздражение, будто по чьей-то вине потерял нечто важное. Зина чутко уловила в его молчании несогласие, протест и тут же обиделась. Шумными своими действиями она упрекала его в лени, бездеятельности – грохотала на кухне посудой, что-то бросала с места на место, застилая постель, била кулаками по подушке, потом начала вытряхивать на балконе старый пыльный рюкзак, и Юра жестоко страдал от этого бесцеремонного вторжения, оттого, что так грубо и безжалостно разрушалось возвышенное состояние, посетившее его ранним утром.
– Ты готов? – хлестнула жена, проходя с рюкзаком в прихожую. – Сейчас выходим. Слышишь? А то соберется очередь, до вечера стоять будем.
Юра почти неслышно простонал, сжав зубы.
– Может, ты заболел? – жена неосторожно хихикнула. – Вызвать врача? В «Скорую» позвонить? Одевайся!
Юра вздохнул, перебросил правую ногу на левую, подоткнул простыню, чтобы уголок не касался пола, и подпер щеку кулаком.
– Польскую картошку завезли, ты можешь это понять! Импортная! В целлофановых мешках!
– Тебе своих мешков мало? – обронил Юра почти без выражения, но в ответ услышал лишь хлопанье брезента, шум спускаемой воды в унитазе, грохот посуды, сваливаемой в раковину, и четкий-четкий стук остреньких подкованных каблучков по крашеному полу.
Он не помнил, сколько прошло времени, но, когда решился поднять глаза, увидел, что жена стоит перед ним, уперев кулачки в сухонькие бока, и смотрит на него требовательно и осуждающе.
– Как хороши, как свежи были розы, – пробормотал Юра с такой неподдельной скорбью, что жена забеспокоилась.
– Что-что? – протянула она на всякий случай с насмешкой, чтобы не остаться в дурах.
– Розы, говорю, были хороши, – вздохнул Юра и перебросил левую ногу на правую. – Зина, ты помнишь, как пахли розы в тот вечер, когда мы с тобой... – Юра не закончил, погрузившись в прошлое.
– Совсем мужик обалдел! – крикнула Зина. – Ты что, издеваешься?! Так и скажи! Скажи!
Юра опустил лицо в крупные пухлые ладони и горестно покачал головой.
– Сколько было всего, Зина! Ночные сумасшедшие звонки, бешеные такси по пустым, мокрым от дождя улицам, парк... Помнишь осенний, засыпанный желтыми листьями парк, а репродуктор в кустах забыли выключить, и он передавал танго, а я опаздывал на самолет, и какой-то совершенно дикий мотоциклист согласился меня подбросить, и я еще успел из аэропорта позвонить тебе... А у тебя дома сидел тот тип с рыжей бородой, помнишь? Он поднял трубку, но у него был такой тонкий голос, что я подумал вначале, будто разговариваю с тобой...
