Согласно инструкции, полученной из Петербурга, X.А. Ливен объявил английскому министерству, что не подпишет акта, которым бельгийская корона будет предложена не принцу Оранскому.
Между тем Талейран от имени французского короля потребовал на конференции «исправления» французских границ, в силу которого герцогство Люксембургское и герцогство Бульонское вместе с некоторыми бельгийскими крепостями отошли бы к Франции. Претензия французского уполномоченного возмутила членов конференции, особенно Пальмерстона, который поставил князю Талейрану категорический вопрос: намерена ли Франция настаивать на своей претензии? Талейран через несколько дней подписал декларацию, согласно которой великие державы отказывались использовать Бельгию для увеличения своих территориальных владений или для приобретения там исключительного влияния.
Протокол 20 января 1831 г. определил границы Бельгии и провозгласил ее вечный нейтралитет. Против вечного нейтралитета Бельгии представителями Пруссии и Австрии было высказано то соображение, что таким постановлением отдаляются от Франции «пункты атаки» против нее. На это был дан ответ, что особое положение бельгийских крепостей было создано с оборонительной, а не с наступательной целью. Лорд Пальмерстон привел в пользу нейтралитета еще один довод: «Бельгийцы во все времена были беспокойным и бунтующим народом. Казалось необходимым принудить его в известной степени к мирной жизни и заставить его обратить все свое внимание на торговлю и промышленность, благодаря которым бельгийцы будут с каждым днем все более опасаться Франции и будут более расположены к Голландии»[366]. В связи с этим представляется вполне понятным план раздела Бельгии между Францией, Пруссией и Голландией, выдвинутый французским министром иностранных дел Себастиани и секретно сообщенный некоторым участникам конференции. Доводы Себастиани были следующие: «Бельгийцы оказались неспособным народом; они толь ко умеют расстраивать свою страну и тревожить другие; они делают скандал на всю Европу благодаря их безрассудству и нарушают ее спокойствие своими насилиями». Однако лорд Пальмерстон через Гренвиля в Париже заявил, что английское правительство никогда не допустит исполнения этого плана.
Вопрос о будущем короле Бельгии оставался все еще открытым. Следует отметить, что поведение нидерландского короля осложняло и без того запутанный бельгийский вопрос. Вильгельм I то отменял блокаду р. Шельды и Антверпена, то опять ее восстанавливал; то давал своему сыну, принцу Оранскому, разрешение вступить на бельгийский престол, то снова отказывал в разрешении. В октябре 1830 г. король согласился на избрание сына, а в январе 1831 г. он опять настаивал на своих собственных правах на бельгийский престол. Русские уполномоченные были связаны словом, данным Николаю I, поддерживать кандидатуру принца Оранского. Вначале лорд Пальмерстон обещал поддержать кандидатуру принца Оранского, но уже в конце 1830 г. он убедился, что партия принца Оранского в самой Бельгии малочисленна и потому имеет мало шансов на успех. Князь Ливен доказывал обратное. Тогда лорд Пальмерстон посоветовал ему отправить в Бельгию человека, который на месте убедится, что бельгийцы не хотят иметь принца Оранского королем. Эта идея понравилась русскому послу, и он поручил барону Крюденеру в качестве «простого путешественника» отправиться в Бельгию. 14 февраля Крюденер представил князю Ливену отчет о своем путешествии. В Брюгге Крюденер застал господство священников, население этого города ненавидело Оранский дом. Напротив, в Генте барон встретил много убежденных приверженцев принца Оранского. Этот город отправил к принцу депутацию с предложением вступить на бельгийский престол. В Антверпене партия оранжистов была довольно многочисленна, но все-таки будущность Бельгии была связана с Брюсселем. Здесь некий граф Дюшатель усиленно агитировал в пользу принца Оранского. Основной вывод, к которому пришел Крюденер, был тот, что среднее и высшее сословие в Бельгии настроено в пользу кандидатуры принца Оранского, но римско-католическое духовенство и слышать о ней не хочет.
