В общем, я и здесь как какая-то чума, от прикосновения (да одного только дыхания!) которой гибнет все живое. Какое-то прямо исчадие ада! Заебали, блядь, короче!! Суки!
Впрочем, в этом есть, возможно, и свои плюсы. «Ты знаешь, где я был, там ебут и режут!» — «Как же ты выжил?» — «Кого ебут, того не режут!» Если так, то смерть от ножа мне здесь явно не грозит. Пока, по крайней мере. В ближайшем обозримом будущем. Лет этак…
День в общем-то пустой. «Порожняковый». Единственное событие — очередной раз ездил на суд Муравей (Олег). На прошлой неделе он ездил, кажется, раза три. Да! Три — точно. Привезут, посидит на сборке в суде — и назад увозят. Даже на заседание не поднимают.
«Машинистка заболела…», «приговор еще не напечатан…» — и привет!
Вот перечитай, как меня один раз всего возили. Один раз! А его практически ежедневно. А когда заседание шло — так именно ежедневно.
На протяжении чуть ли не месяца. Непредставимо! Вообще пиздец!
Впрочем, Витю в свое время возили, по его словам, тоже ежедневно на протяжении нескольких месяцев! «И как?» — «Серег, человек ко всему привыкает». Муравью, кажется, запросили одиннадцать лет строгого. Костя завидует ему черной завистью. (У него самого-то «всего» девять с половиной лет, но — особого. А это, судя по всему, «две большие разницы». У него сейчас один интерес — в Мордовию не попасть. Там, говорят… Впрочем, ладно.)
Ну, пожелали мы Муравью «попутного ветра в горбатую спину и чтоб голова не качалась», и уехал он на суд. За своими одиннадцатью строгого. (Я его накануне спросил: «А сколько бы тебя устроило?» — «Ну, на восемь я согласен».)
День, повторяю, прошел тихо. Событий — никаких. Впрочем, что это я? Как это «никаких»!? Цыган же часы разбил! Витины. Единственные в камере. Время, блядь, посмотреть, видите ли, хотел! (А на хуй, спрашивается, оно ему нужно? Все равно спит целый день.) Ну и… посмотрел. Уронил на пол. На кафельный. Теперь вообще непонятно, как дальше жить. Без часов. А… по телевизору можно… Но все равно неудобно! Лишняя проблема. (Здесь любая мелочь — проблема. На воле ее порой даже и не замечаешь, а здесь вот нет ее — и пиздец! Взять неоткуда. Обходись, как знаешь. Те же тапочки, к примеру. Или таблетки. От головы, скажем. Я их, кстати, тут опять уже почти все пораздавал. Постоянно у всех почему-то здесь голова болит.)
Вечером, часов этак в одиннадцать, возвращается Муравей.
Счастли-и-ивый! Прямо с порога объявил: «семь лет!» Все прямо так и ахнули! Как!? Что!? Да не может быть! Четыре года скостили! Целых 4 года! «А Машка (подельница) вообще домой ушла! А ей прокурор десять лет общего запрашивал!» Бывают же чудеса! Когда первые страсти улеглись, посыпались новости.
