— Полно, капитан, мы не должны быть слишком суровы с ним. (Суровы со мной! Со мной! Храни тебя Бог, Амелия!)
Внезапное счастье этого момента едва не лишило меня самообладания; к моим глазам подступили слезы, и я подумал: «Мечта моей жизни исполнилась! Я сфотографирую девушку, которую зовут Амелия!» Я бы опустился на колени в благодарность перед нею, если бы скатерть не мешала мне это сделать и если бы я не знал, как трудно встать на ноги, находясь в таком положении.
Однако ближе к концу трапезы я воспользовался возможностью дать выход переполнявшим меня чувствам: повернувшись к Амелии, сидевшей рядом со мной, я прошептал:
— В этой груди бьется сердце, и если преступить порог…
Но тут воцарившееся за столом молчание предупредило меня, что лучше оставить фразу незавершенной. С восхитительным присутствием духа Амелия обратилась ко мне:
— Вы сказали «пирог», мистер Таббс? Капитан Фланаган, могу я попросить вас отрезать мистеру Таббсу кусочек сладкого пирога?
— Тут почти ничего не осталось, — произнес капитан, едва не уткнувшись в пирог своей здоровенной головой. — Может, передать ему блюдо, Мели?
— Нет, сэр! — запротестовал я, устремив на Фланагана взгляд, который должен был немедленно осадить его, но он лишь ухмыльнулся и сказал:
— Не скромничайте, Таббс, мой мальчик, в кладовой наверняка есть добавка.
Амелия с беспокойством смотрела на меня, поэтому мне пришлось проглотить свою ярость с остатками пирога в придачу.
После ленча, получив указания, как найти дорогу к коттеджу, я прикрепил к камере чехол для проявления фотоснимков на свежем воздухе, пристроил ее на плече и зашагал в сторону холма, о котором мне сказали.
Моя Амелия сидела у окна с шитьем в руках, когда я проходил мимо; идиот-ирландец околачивался рядом. В ответ на мой взгляд, исполненный неугасимой любви, она озабоченно сказала:
— Я уверена, что камера слишком тяжела для вас, мистер Таббс. Хотите, я позову мальчика-слугу, и он понесет ее?
— Может быть, ослика? — хихикнул капитан.
Я резко остановился и повернулся к ним, преисполненный уверенности, что человеческое достоинство и гражданские свободы нужно отстоять сейчас или никогда. Ей я просто сказал:
— Благодарю вас, благодарю! — целуя свою руку при этом; потом, устремив взор на глупца, стоявшего рядом с ней, я прошипел сквозь стиснутые зубы: — Мы еще встретимся, капитан!
— Конечно, Таббс, надеюсь на это, — ответил этот безмозглый чурбан. — Обед ровно в шесть, не забудьте!
