— На какое время назначена конференция? — требовательно спросил он камердинера, который только что поднял шторы.
— Его превосходительство шлет свои приветствия монсеньёру, но неотложные дела не позволяют ему встретиться с вами сегодня. Конференция откладывается до завтра.
— Неотложные дела? Но что может быть более неотложным? — удивился Фавр.
Но ему пришлось согласиться еще на двадцать четыре часа безделья. К счастью, после последних утомительных недель это его совсем не огорчило.
Камердинер обслуживал француза так же безупречно, как и вчера. Под глазами у него были темные тени, как будто он совсем не спал. Но если это так и было, бессонница совершенно не отразилась на его услужливости. На следующее утро камердинер разбудил французского делегата в девять часов:
— Его превосходительство просит вас встретиться с ним в одиннадцать часов.
Сегодня Олендорф выглядел еще более утомленным.
Ровно в одиннадцать чрезвычайный и полномочный представитель Франции вошел в конференц-зал и очутился лицом к лицу с самым большим врагом своей страны.
— Прошу садиться, монсеньёр Фавр, — пригласил Бисмарк.
Фавр сел, положив на стол перед собой портфель, и открыл его. Но прежде чем он вынул бумаги, прусский канцлер начал говорить. Слушая его, Фавр с каждой минутой испытывал все большее изумление. Бисмарк, очевидно, знал все, что обсуждали между собой французские государственные деятели!
Ни дискуссия, ни переговоры не состоялись. Да и какие переговоры мог вести Фавр, когда Бисмарк наперед знал каждый его шаг. Фавр подписался под предложенными ему условиями и выехал в Париж смущенный настолько, что переплатил камердинеру чаевые.
В Париже Фавр доложил о случившемся своим коллегам, которые разделили его удивление. Ни Фавр, ни его коллеги и никто другой, за исключением «камердинера» и Бисмарка, никогда не узнали бы о том, что произошло в Версале, если бы много лет спустя «камердинер» не написал мемуары.
Вспоминая об этом эпизоде, Штибер писал: «Я часто думаю о том, как бы реагировал Фавр на сообщение, что камердинер, который помогал ему мыться, подавал обед, был не кто иной, как я, Вильгельм Штибер, — министр полиции и начальник разведки.
Выйдя за полотенцами, я подошел к секретеру, куда, как я видел, Фавр положил свой портфель. В то время секретер не был заперт. Я быстро просмотрел бумаги и убедился в их огромной важности. Затем, когда Фавр заснул, я открыл секретер запасным ключом и начал переписывать все находящиеся в портфеле документы.
