Я отнял бутылку от губ.
— Ты рассуждаешь о добре и зле так, словно каждое из них — вещь в себе.
Молл поразмыслила:
— Они такими и могут быть там, на грани слияния миров. Вещи абсолютные и чистые. Ибо чем дальше уходишь от Сердца, тем чище они становятся.
— Как это чище? В умах людей — злых людей? Или полулюдей, как волки?
— Трудно сказать. Умы… да, разума там достаточно. Люди… может быть. — На ее лице появилось отчужденное выражение. — Кое-кто из них когда-то могли быть людьми. Людьми с черной душой, летящими на зло, как мотылек летит на огонь, и чем ближе подлетали, тем больше теряли человеческий облик. Но другие — это могло быть то самое более сильное зло, проникавшее внутрь и по ходу принимавшее все более человеческий облик; возможно, чужая кровь в волках именно от него. А вот здесь, между Сердцем и Краем, и те и другие одинаково плохи, и в них мало что есть от того, что мы называем человеком. Ты видел… должен помнить. На складе. — По-видимому, она заметила, как я напрягся. — И то существо, каким бы жутким оно ни казалось, — просто обычный слуга этих выходцев с дальнего Края, часовой или разведчик. Они вечно ищут пути распространить свое влияние внутрь, как черви, прогрызающие твердую древесину. И даже глубоко в Сердце Колеса это оставляет за собой больше боли и страданий, чем многие люди могут себе представить.
Ночь как-то разом потеряла для меня свое очарование.
— И ты считаешь, за волками стоит что-то в этом роде?
— После того как они привезли эту штуку контрабандой… да, считаю. Торговля всегда была лучшим способом проникновения, ибо она — источник жизненной силы для широких миров, более того, для бесконечного их множества, и часто случается так, что один человек всюду проникает легко, а другой, не вызывающий симпатии, обнаруживает перед собой непреодолимый барьер. Даже волки и другие чуждые расы иногда занимаются торговлей. Она должна быть защищена, такая торговля, поэтому часовые стоят на страже над ее артериями, чтобы в них не заползла зараза, а следом — тьма. Не только ради твоей Клэр я делаю это, Стивен. И я держу пари, что то же на уме и у старика Стрижа. Он, конечно, мерзавец, и дело с ним иметь небезопасно, но он не потерпит, чтобы зло проникло в этот мир. Как и я, он слишком много повидал, чтобы не ответить на вызов. Такова моя святая клятва, моя сокровеннейшая цель в жизни.
— Звучит очень хорошо, — мрачно признал я. — Хотел бы иметь такую же достойную цель в жизни.
