Или вдруг вырос дом на углу, большой, многоэтажный, с огромными окнами. Он радует каждого, но только не тебя. Здесь стоял маленький трехоконный деревянный домик, где жил мальчишка, твой первый друг, доверенный всех твоих тайн. Здесь, на этом углу, столько было передумано и перемечтано! Но вспоминаешь ты об этом с трудом и далеко не все. А сел бы на скамеечке у ворот того, уже не существующего дома, и вспомнил бы не только мысли, которые бродили тогда в тебе, но и чувства, которые испытывал, и даже настроение. И как-то неловко становится, что ты, в отличие от других, грустишь, видя, как хорошеет твой город.
Нечто подобное испытал Брянцев в родном городе, о встрече с которым давно мечтал. Новые дома, магазины, трамвай. В ту пору, когда он жил здесь, о трамвае только говорили. Теперь же весело постукивали на стыках рельсов новые, ярко окрашенные вагончики. Только они показались ему чем-то чужеродным. Новая улица, длинная-предлинная, витрины магазинов, вывески. Затейливые вывески. «Сюрприз». Это, наверное, магазин подарков. «Лакомка». Конечно, кондитерская. «Силуэт». Это что? А, фотография. И когда увидел просто «Книги», подумал с иронией: «Нужно уж было выдерживать стиль. Не «Книги», а «Мудрость», и не «Аптека», а «Здоровье» или, допустим, «Антиболезни». И вдруг мелькнуло старое, характерное для этого города здание бассейна питьевой воды. Те же красные кирпичные стены, полого выложенные у подножья камнем, обросшие мохом и травой. Вот с этих склонов катался он мальчишкой на санках, которые за неимением другого железа были подбиты обручным, от бочек. Первые санки не доставили особой радости — они почему-то заносили в сторону. Тогда он придумал другое, более азартное занятие: становился перед бассейном на улице в том месте, где санки брали наибольший разбег, и, дождавшись, когда лицо мчавшегося мальчишки почти касалось его ног, подпрыгивал, как козел, пропуская санки под собой.
Не баловал отец сына игрушками, Лешка мастерил их сам — и санки, и лыжи, и ружья, и сабли.
Брянцев так ушел в воспоминания, что чуть было не проехал Почтовую, на которой решил выйти, чтобы немного пройтись пешком.
Поставил чемодан на землю, огляделся. Все без перемен. То же остроугольное здание аптеки на углу, куда он бегал покупать лекарства для матери. Только тогда здание казалось ему большим-большим, а теперь оно словно вдвое уменьшилось. Та же малолюдная, заросшая травой Покровская. Только среди травы поблескивают отполированные рельсы. И по Почтовой улице, впритык к аллее, местами разросшейся, а местами поредевшей, тоже трамвай, и ветви деревьев хлещут пассажиров, сидящих у окон.
