— Вам не кажется, Алексей Алексеевич, что директор, распоряжения которого не выполняют на заводе, может легко перестать быть директором? — спросил Самойлов, едва Брянцев переступил порог его кабинета.
Такая встреча смутила Брянцева. Он ответил не сразу — когда внутренне вспыхивал, придерживался мудрого правила: сосчитать до десяти. На десятой секунде ответил, но так, чтобы выгадать время:
— Нет, не кажется.
— А почему? — живо спросил Самойлов, удивленный спокойствием Брянцева.
— Видите ли, в Программе партии точно сказано о развитии общественных форм работы. Мы открыли одну из таких форм — институт рабочих-исследователей. Оказывается, это могучая сила. Приходится не только управлять ею, но и считаться с ней, а иногда и подчиняться ей. Это совершенно ново, и это нужно уметь понять.
Ответ озадачил Самойлова. Он любил поразмышлять, обобщить факты, сделать выводы. И в других уважал эту способность.
Самойлов взглянул на часы. Два. Коллегия начнется в три. Материалы у него подготовлены. Есть время поговорить, тем более что надо как-то определить свое отношение к происшедшему.
— Садитесь, подумаем вместе, — неожиданно миролюбиво предложил он.
Все больше нравился Брянцеву этот человек. Он шел сюда, как на бой, вернее, на избиение, — случай-то из ряда вон выходящий, даже конфузный случай, — а его не только не уничтожают, но даже не пытаются сломать.
— Не совсем себе представляю, как вы вернетесь на завод, — сказал Самойлов.
— После того, как люди не выполнили моего распоряжения?
— Вот именно. Или вы привыкли к этому?
Брянцев снова сосчитал до десяти.
— Нет, такое у меня впервые. Может быть, потому, что впервые отдал такое нелепое распоряжение. И, честно говоря, мне было бы тяжелее возвращаться, если бы люди выполнили его.
— Почему?
— Это означало бы, что коллектив плохо воспитан и выполняет любое распоряжение, даже то, во вредности которого убежден. Представьте себе положение машиниста тяжеловесного состава. Он вывел состав на крутой подъем, а теперь, на спуске, вагоны мчат уже сами и даже толкают паровоз. Разве может машинист сразу дать задний ход? Или хотя бы круто затормозить? Вот точно так и у нас. Три года я подогревал людей, поощрял их, прививал вкус к исследовательской работе. Они уже сами идут и зачастую подталкивают меня. Я говорю это не смущаясь, с гордостью. Подталкивают и моих помощников, и даже секретаря парткома. И вдруг на полном ходу — стоп, братцы, поворачивай назад! Началась цепная реакция творческих поисков, реакция неудержимая, пока плохо управляемая. Она не укладывается в привычные понятия, в бюрократические рамки, ломает их. И этому не препятствовать — радоваться надо. Вот я и радуюсь. И вы радуйтесь.
