кто прыгал с Бруклинского моста[22] (и это сущая правда!), непризнанный и позабытый, навсегда исчезал в Чайна-тауне[23], в призрачных дымках супов, средь пожарных машин (ну хотя бы бутылочку пива!),
кто отчаянно пел из окна, выпадал из окна вагона метро, прыгал в блевотный Пассеик[24], набрасывался на нигров, орал на всю улицу, плясал босиком на осколках бокалов, разбивал пластинки с тоскливым немецким джазом 30-х, доглатывал виски и с ревом блевал в окровавленный унитаз, и стоны, которые их оглушали, и оглушительный свист паровозных гудков,
кто с ветерком громыхал по дорогам минувшего, чтоб навестить дружка в одиночке Голгофы или само воплощение бирмингемского[25] джаза,
кто мчался проселками четверо суток подряд, чтобы узнать, было ли у тебя виденье и было ли у меня виденье и было ли у него видение Вечности,
кто уехал в Денвер, кто умер в Денвере, кто вернулся в Денвер и напрасно прождал, кто смотрел на Денвер, кто думал, кто мучился в Денвере и все-таки уехал и обрел Время, и Денвер осиротел без своих героев,
кто стоял на коленях в оглохших соборах и молился о всеобщем спасении, и ничтожный кусочек его души достигал на миг просветленья,
кто бился лбом в тюремные стены и мечтал о немыслимых гангстерах с золотыми мозгами и с искрой божьей в сердцах и посвящал Алькатрасу[26] томные блюзы,
кто свалил в Мексику и сел на иглу на Скалистые Горы и поклонялся Будде в Танжер к мальчишкам на «Сазерн Пасифик»[27] к черному паровозу в Гарвард к Нарциссу в Вудлон к педикам или в могилу,
кто кричал, что радио всех зомбирует, кого проверяли на дурке, и судили, но отменили решение,
кто швырял картофельным пюре в профессоров, читавших лекции о дадаизме, а потом стоял на гранитных ступенях дурдома, наголо бритый, разглагольствовал о самоубийстве и требовал немедленной лоботомии,
и вместо этого получал бетонный удар инсулина, метразола[28], электрошока, гидротерапии, психотерапии, трудотерапии, пингпонга и амнезии,
кто, лежа в кататонии, опрокинул один-единственный символический теннисный столик, всерьез протестуя,
и через много лет вернулся, теперь уже вправду лысый, в жиденьком парике из крови, пальцев и слез, и влачил остаток бессмысленной жизни в палате восточной психушки,
зловонные коридоры Рокленда[29], Штата Паломников и Грейстоуна[30], мечущееся эхо бездомной души, раскачиваясь на полуночной одинокой качалке нежного царства дольменов, жизнь как кошмар наяву, окаменевшее тело, тяжелое, как луна,
