Дозорные разом повернули головы, недовольно заворчали и зашикали на нарушителей спокойствия.
— Послушай, Миэ, и ты, Банру. Вы сами видите, как нас встречает северный народ. Артумцы никогда не славились добродушным нравом. Отец мой мудрый дипломат, но он недооценил нравов этих бородачей. — Арэн понизил голос до шепота. — Конуг не станет даже разворачивать письма, если не примет меня за своего. Эти нашествия — наш шанс доказать преданность и храбрость, и после, когда я приду и попрошу помощи, конунг не сможет мне отказать.
— Я помолюсь Амейлин, чтобы ты оказался прав, — не разделяя оптимизма друга, ответила Миэ, зевнула и приостановилась, позволяя Арэну открыть ей дверь в "Медвежью лапу". — Посмотрим, что принесет рассвет.
Хани открыла глаза, растревоженная ржанием лошади. Обычно молодая кобыла была спокойно и подавала голос только на хозяйский свист. Девушка открыла глаза, садясь, и рассеянно пошарила рукой, в поисках хлыста.
Раш сидел на самом краю холма, и Хани сперва показалось, что он вот-вот спрыгнет вниз. Но прошло немного времени, а он так и продолжал сидеть, недвижимый, как коршун, заприметивший добычу.
Девушка поднялась на ноги, развела плечи, потягиваясь. Подошла к кобылке, погладила ее. Животное перестало ржать, но продолжало прясть высокими мохнатыми ушами. Меж них одинаково с двух сторон, шерсть сворачивалась двумя вихрями не проросших рогов- знак примеси крови артумских рогатых тяжеловозов; многие северяне считали, что на таких лошадях ездили Перворожденные. Жеребица Хани была мельче, но грива ее так же низко спускалась до земли, а ноги покрывал густой курчавый мех. Год назад Хани получила ее в подарок от Мудрой. И по сей день лошадь была единственным, что было ценным в ее небольших сокровищах.
— Что там? — Наконец, решилась спросить Хани.
— Дым от костра. — Раш показал на высокую гряду холмов впереди. — В воздухе пахнет жареным мясом, мой желудок проснулся прежде меня.
Девушка насторожилась. Сперва, она не увидела ничего, кроме поросших кедрами белых возвышенностей, но вскоре взгляд нашел тонкую струйку дыма. Он рождался где-то в кустарниках, примерно на полпути к вершине холма, и убегал в небо.
— Я не слышу запаха, — принюхавшись, сказала Хани.
— Наверное, потому что ты его проспала. Кто бы там ни был, он ушел до рассвета, не потрудившись, как следует засыпать костер снегом.
— Это прогневит духов. — Девушка озадачилась.
— Никто из северян не совершил бы такой необдуманный поступок, так ведь? — Раш выпрямился, поглядывая на Хани с немым вопросом.
