Писк был высоким и тонким, дребезжащим, будто натянутая тетива. Один за другим, северяне валились на землю, закрывая ладонями уши, корчась судорогами. Рты их раскрывались, но крик тонул, как и все остальные звуки. Остался лишь пронзительный визг и тени под потолком.
Миэ в последний момент успела заметить, как одна из темных накидок, встрепенулась и сорвалась с места. То, что казалось тканью, обернулось летающей тварью, чьи крылья были похожими на кожистые крылья летучих мышей. "Накидка" зависла под потолком, развернулась, показывая обратную сторону себя — на брюхе белесая кожа, покрытая мелкими пятнами, на которой скалился рот, полный мелких острых зубов. Сквозь них сочился раздвоенный змеиный язык.
Волшебница билась агонией. Волны магии, донимающие ее в пещере, сделались сильнее. Она перевернулась на спину, потом на бок, вгрызаясь ногтями в пол. В голове пульсировала боль. Путеводный шар, потерявший контроль, хаотично метался по пещере. Света от него становилось все меньше, но летуны шарахались, стоило шару оказаться поблизости.
Всего в нескольких шагах от того места, где лежала, Миэ увидела одного из северян. Мужчина лежал на земле, руки и ноги его мелко дергались, будто в судороге, рядом валялся потухший факел, а на груди несчастного сидела черная тварь. "Накидка" разинула рот и буквально заглотила лицо северянина. Еще одна стремительно спикировала вниз, выбрав себе другую жертву. Третий летун продолжал вертеться под сводом пещеры, будто выжидал, пока насытятся остальные.
Единственный, кто устоял на ногах, был Банру. Одурманенный настойкой хасиса, которую часто давали тяжелораненным воинам, чтобы те могли забыться в царстве грез, Банру уставился на летающую под потолком тень. Казалось, они вели безмолвный поединок.
Миэ разразилась новым беззвучным воплем боли. Она потянулась к жрецу, почти не веря, что он заметит ее. Так и сталось — Банру, немигающим взором, глядел лишь на чернокрылого летуна.
Неожиданно, все звуки умолкли. Миэ сперва подумала, что слух ее не выдержал пытки и она оглохла. Но нет, в нависшей тишине, такой же болезненной, как и писк теневых летунов, раздавались отголоски слов — шипящий шепот, протяжный и, в то же время, обрывистый. Миэ видела, как шевелятся пересохшие, неестественно бледные губы Банру. Тени взвились под потолок, их обагренные кровью рты изрыгали лишь тишину. Волшебница поднялась, покачиваясь на слабых ногах. Она хотела говорить, но безмолвие, что заполнило пещеру, глушило каждый звук.
