Опиум | страница 4

И язык мой (враг мой?), бесплотный и нежный даймон

То восплачет (Ангел!), то (Дьявол!) во тьме скулит…

И тебя языком слепым и сухим лаская,

Распускаю строчек затейливую тесьму…

И язык мой — нежный! — в себя, как огонь, впуская

Ты бесстыдно вторишь стонущему Письму.

Азиатское кино

Зулейки лоно слаще, чем халва.

Евразия целует в диафрагму.

И косные постылые слова

Сливаются в мерцающую магму.

Запекшийся от крови и любви

Лежит Хорезм и видит сны другие.

Обкуренные дурью соловьи

Кричат в ночи, как мальчики нагие.

Арык бормочет суры. Мой эмир,

Как безнадежно Солнце ассасина!

Аллах велик. Он создал этот мир.

Но не послал в сии пределы сына.

Разноязыкий караван-сарай,

Слова твои двусмысленны и клейки.

Оставь надежду, всяк входящий в рай.

И в лоно чернокудрое Зулейки

(Губы вытолкнут лишь: Сугуба)

Губы вытолкнут лишь: «Сугуба

Эта пагуба, мон шери…»

Принимая впотьмах суккуба

За племянницу из Твери.

И с припевочкой сей зловещей,

Многозначащей, как «вообще…»,

Словно в лона безмолвных женщин

Погружаешься в тьму вещей.

Но в том месте, где пела глина,

Воздух всё ещё прян и густ.

И срывается с губ: «Фаина!»

И — «Шарлотта!» — слетает с уст.

Из глубины воззвах

Когда меня крюком железным

Потащит дьявол в жерло тьмы,

Я воззову к Тебе из бездны.

Внемли же дерзостному «Мы».

В дурном бессмертии мытарства

Душа из мрака воззовет:

«Казни! Но дай же видеть Царства

Мне и отсюда горний свет!»

Тень тени вопиет беззвучно.

Лишь эхо эха глас её.

Но там, где даже гибнуть — скучно,

Со мной, во мне Лицо Твоё.

Я — мёртвый пёс. Не знаю лада.

Но вечной пытки пригубя,

Из раковой палаты Ада

Хриплю: «Я так люблю Тебя!»

Мытарь

Мне у Тебя ничего не вымолить

Даже за гнойный стигмат стиха.

Имя Твоё недостоин вымолвить

Устами чёрными от греха.

Окостенел от ступни до темени

В самой промозглой из вольных воль.

Мозг мой — как сгусток ползучей темени.

Мне о Тебе и помыслить — боль.

Хоть проползти по кайме, по краю мне

Мира (не то что бы — к алтарю),

Точно хула. Как на праздник в храме

Вечно вонючему золотарю.

Звезда, чадя, догорит ракетою,

Вычертив путь пальцеглазой судьбе.

Гортанью, съеденной спирохетой,

Молитву мою промолчу Тебе.

Нет у меня ни лица, ни имени.

Истаю — воск от лица огня.

Но Ты, Милосердный, Благой, Любимый мой,

Помысли о мне, назови меня.

(Вот и прошла зима тревоги нашей)

Вот и прошла зима тревоги нашей,

Мы восемь месяцев питались пшённой кашей,

Но скоро перейдём на кресс-салат.

Прозрачные от авитаминоза,

Войдем в лазурь, где звонкая заноза…

Земля, как стрикерша, срывает маскхалат.

Перейти на страницу 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18