Куницын сдержал вздох. Ему самому служба не нравилась, и он проклинал себя за то, что в запальчивости поспорил и теперь вынужден нести свою долю. Он ожидал, что Стрелков пожалуется, и это хоть в какой-то степени сгладило бы его недовольство. Но Стрелков отвечал бодро и выглядел боевито. Куницыну сделалось еще муторнее. Странно получилось: он пошел на должность, у него все вроде бы нормально, а ему плохо, а вот у Стрелкова дела не идут, он еще инородное тело в цехе, а не унывает, вроде бы доволен.
- Легендарно,-после долгой паузы протянул Куницын, но не нашел, что говорить дальше. Жаловаться, во всяком случае откровенничать не хотелось.
У проходной они расстались, молча кивнув друг Другу.
В цехе еще было пусто, лишь кое-где у станков копошились рабочие, да в проходах, в отдельных углах стояли группки молодежи, и оттуда слышался громкий разговор, иногда прерываемый дружным смехом.
- Как жизнь, полковник?-спросил толстогубый Клепко. Он уже много раз пытался заговорить со Степаном Степановичем, пытался войти в контакт, как офицер с офицером.
- В порядке, - ответил Ст,епан Степанович.
- Ты меньше бегай - дуба дашь.
- Я живучий, - усмехнулся Степан Степанович.
- Смывайся с этого дела. Трудно.
- Я привычный.
- Гляди. От души советую.
- Спасибо,-сказал Степан Степанович.
Подошла Ганна. Он сразу почувствовал это, точно от нее исходил какой-то особый свет или особое тепло, что передавалось на расстоянии.
- Хорошо, Степан Степанович. Вот так, так.
И этот мягкий голос на этот раз как будто вывел его на верный путь. Степан Степанович и сам понял, что "так, так", что пошло дело. Он смотрел на сверло - оно было целым, лишь слегка дымилось, будто устало вращаться.
- Годится, - не то спросил, не то подтвердил он и остановил станок, чувствуя необходимость сделать это, потому что руки снова начали дрожать или от напряжения, или от радости.
* * *
В курилке было полно народу. Все курили, и все разговаривали. Свежему человеку нельзя было разобрать слов. Густо пахло табачным дымом. Слышались резкие удары костяшек по листу железа. В дальнем углу несколько молодых рабочих, присев на корточки, забивали "козла". Прямо перед входом, над большой бочкой с песком, предостережение: "Промасленные тряпки могут самовоспламеняться". Слева на стене виднелся противопожарный плакат: "От маленькой спички может быть большой пожар". Тут же висел красный свежевыкрашенный огнетушитель.
"Хочешь не хочешь - пожар устроишь", - шутливо подумал Степан Степанович, подходя к плакату.
