- Скажи, майор... Вот здесь, на этом участке, найдется местечко?
- Ты серьезно?
- Вполне.
- Но неужели ничего лучшего не подыщем?
- Нет, нет. Я определился. Только есть ли место?
- Вообще-то не хватает станочников... Но неужели... Ты ж полковник... И должности есть...
- Нет, нет. Никаких должностей. Только это...
Алов покачал головой и сказал таким тоном, каким говорят, когда не хотят обидеть товарища:
- Идем к начальнику цеха.
- Прямо к нему? - неуверенно спросил Степан Степанович, чувствуя страх, как школьник, которого ведут к директору. - Ну, веди. Да не спеши, а то как бы по дороге инфаркт не схватить...
Алов понял шутку, улыбнулся и вновь взял его под руку.
Начальник цеха оказался не таким, каким представлял его себе Степан Степанович. За обычным стареньким столом, в обычной неуютной служебной комнате сидел обычный мужчина средних лет, только весь черныйчерные волосы, черные глаза, черные брови и щеки черные, словно небритые, хотя бороды не было видно. Он сидел чуть ссутулясь и что-то чертил толстым ногтем на зеленом картоне, покрывающем стол, что-то объяснял двум рабочим в спецовках.
- У тебя место есть? - спросил Алов, когда рабочие вышли из комнаты.
- А что такое? - начальник цеха достал пачку "Беломора" и протянул ее Алову.
Они неторопливо закурили, затянулись, выпустили навстречу друг другу несколько расплывающихся колечек. А Степан Степанович все стоял у дверей и думал с иронией: "Присутствую при приеме своей персоны.
Лично и персонально".
- Да вот, Кузьма Ильич, товарища рекомендую,- проговорил Алов и показал на Степана Степановича.
Только тут Кузьма Ильич обратил на него внимание, поздоровался и указал на стул против себя.
- Кто по специальности? - спросил он, глядя, как гипнотизер, не моргая, прямо в глаза Степану Степановичу.
- Слесарь. Только..
- Когда на работу выйдете? - прервал Кузьма Ильич и полез в стол за бумагой.
- Когда прикажете, - ответил Степан Степанович вдруг охрипшим голосом.
Ему вспомнился недавний поход на стройку, Михеев и то чувство стыда и обиды, что он испытывал тогда.
Здесь было все по-другому, все не так, и все-таки как-то не верилось, что это так просто, так сразу.
- Через неделю можете?
- Так точно.
Кузьма Ильич склонился над бумагой и заскрипел пером.
Степан Степанович смотрел не отрываясь на его руку с надувшимися венами, с крепкими ногтями, темноватую от масла и стружки. Все поиски его, все хождения, все мучения последних недель, раздумья, внутренняя борьба все свелось к этой жилистой, темноватой руке. Степан Степанович покосился на Алова. Тот подмигнул ему и расплылся, просиял пуще прежнего.
