Я ускорил шаг; мне хотелось идти как можно быстрее, хотя впереди был еще целый день пути.
Незаметно мысли перестали складываться в слова. Идеи и образы проплывали в сознании, как тени облаков над долиной и горами, такие же зыбкие и неуловимые. Чутье, заставлявшее меня упрямо шагать по тропе, походило скорее на животный инстинкт, не связанный с памятью и самоощущением.
Дорн сказал, что встретит меня через три-четыре мили, то есть примерно через час ходьбы. Но когда ты один в незнакомых горах, час может показаться очень долгим.
Я взглянул на циферблат. Прошло уже больше полутора часов.
Тропа свернула в глубокую, с крутыми склонами долину, покрытую неровным, слоистым льдом, в котором отливали синевой ниши и выемки. От подножия ледника поток круто сбегал в расположенную ниже зеленеющую долину. Я прошел над стремительным прозрачным потоком по подвесному мосту из толстых досок, пружинивших и раскачивавшихся подо мной.
Чувствуя, что падаю духом, и не уставая ломать голову над тем, где же может быть Дорн, я пересек долину.
Прошло еще полчаса. Дорн сказал: три-четыре мили, но за два часа, что я шел, я успел пройти не менее шести и достичь этого пустынного, неприветливого места. Тропа петляла между занесенными движением древних ледников валунами и обломками скал разной величины, то лежащими отдельно, то наваленными грудой по горным склонам.
Вдруг волосы у меня встали дыбом. Я прислушался. Мне почудилось, что где-то вдалеке прозвучало мое имя.
— Джон!
И снова, на этот раз ближе. Я взглянул вверх, в щель между большими серовато-бурыми и уже успевшими нагреться на солнце валунами, и увидел Дорна, который сидел на скале футах в ста надо мной и махал мне руками. Запыхавшись, я вскарабкался к подножию скалы и остановился футах в пяти от того места, где находился Дорн. Он нагнулся, протянул мне руку. Я ухватился и через мгновение уже стоял рядом с ним.
Скала возвышалась над неглубокой выемкой, в которой широкоплечий, крепкого сложения мужчина сидел на корточках перед костром. Он был без шапки, но его густые черные волосы лежали исключительно ровно. И прежде всего в глаза бросался идеально ровный пробор, разделявший их посередине. Мужчина поднял голову, и я увидел знакомое круглое кирпично-красное лицо, наполовину скрытое пышной черной бородой, и горящие из-под кустистых бровей глаза, взгляд которых я впервые встретил в приемной лорда Моры.
— Дон, это Ланг, — сказал Дорн.
Мужчина поднялся и улыбнулся. Его глаза были похожи на ограненные алмазы, сверкающие сквозь две узкие прорези; улыбка обнажила крупные ровные белые зубы.
