Почему? — спрашивала она себя. Потому что задеты ее давние чувства к нему? Потому что человек, которым она восхищалась, которого любила с семнадцати лет, оказался совсем не таким? И все же Шеннон, несмотря ни на что, была потрясена исходившей от него мощной сексуальностью.
Хотя Шеннон прекрасно понимала, что неинтересна ему. Она была для него лишь богатой испорченной девчонкой, за возвращение которой в Лондон ему пообещали заплатить кругленькую сумму. Он ничего не знал ни о ней, ни о ее мечтах, надеждах...
Она яростно перелистала глянцевый журнал и, не читая, бросила его на диван. Кейн абсолютно ничего не знал о ней. Ну и что ж! Пусть ничего и не узнает.
Кейн обернулся и увидел, как Шеннон спускается по трапу. Но он не увидел слез в ее глазах, той боли, которую причинили ей его слова.
Она сказала, что всегда считала его лучше остальных. Это удивило Кейна и польстило его самолюбию. Он-то думал, что она невысокого о нем мнения. И теперь, после ее признания, почувствовал себя последней сволочью. Он осуждал Шеннон не потому, что все остальные делали это. Кейн вообще не привык верить слухам. Просто он видел, что она сбилась с пути, ему не нравился тот сумасшедший образ жизни, который она вела. Каждый имеет право на то, чтобы его выслушали. Даже преступник. А он не дал ей возможности сделать это. Наверное, следовало оставить девушку в Барселоне, не вмешиваться в ее жизнь и не навязывать свою точку зрения. А вдруг с ней что-нибудь случилось бы? Он себе никогда бы этого не простил.
Возможно, Шеннон права, обвинив Кейна в том, что его соблазнила выгодная сделка, которую предложил Ранульф Бувье. А если бы она узнала, что предложил ее отец за то, чтобы Кейн привез дочь домой (он отверг это предложение сразу и без всяких сожалений), без всяких раздумий прыгнула бы за борт.
Кейн сверился с компасом, вычисляя расстояние до места назначения. Интересно, а она поверила ему, когда он сказал, что искренне за нее волнуется? Хотя сам он сомневался, что неважное самочувствие было единственной причиной для того, чтобы оставить ее на яхте.
Правда заключалась в том, что с самой первой встречи, когда она ворвалась в кабинет своего отца почти пять лет назад, он полюбил Шеннон. Она пробудила в нем все дремавшие до того инстинкты. Она была ему небезразлична. Он хотел ее защищать. Просто хотел ее. Ни одна женщина не возбуждала его так, как Шеннон. Даже когда ей было семнадцать лет, когда она была озлобленным избалованным подростком. Или когда они виделись в последний раз и она назвала его Иудой.
