обычно делают из тех же соображений, из каких мамы велят не застегивать на себе
белье английскими булавками. Нет
шарфа, нет шляпы: голова у него, наверное, никогда не мерзнет. Но почему у него
нет джинсов? Я не знаю ни одного
мужчины - ни одного! - у которого бы не было хоть одной пары джинсов, даже если
он больше их не носит, даже если они
старые и куплены еще в 60-х годах. Нет кожаной куртки, нет блейзеров, и ни
одной, даже самой плохонькой футболки. Где,
я вас спрашиваю, вельветовые брюки? Они были у всех мужчин, которых я знала. Где
сандалии, спортивные куртки,
полосатые фланелевые рубашки?
Я просматриваю список.
- Ну, вот так, хорошо, - его голос - радостный - слышен громче в соседней
комнате. - Нет, нет, рад был тебе помочь.
До завтра. Не беспокойся... Не о чем...
Я соскакиваю с кровати, складываю листочек и прячу его к себе в сумку,
которая стоит на полу у кровати. Дверь
отворяется: он стоит на пороге и улыбается.
- Кончено! Ушел! Сейчас мы это отпразднуем, кисонька. Ты проявила чудеса
терпения. Выпьем вина?
* * *
Уже около полуночи. Мы оба лежим в постели. Вина мы так и не выпили: мы
тут же, полураздетые, наспех,
занялись любовью. Потом вместе приняли душ, и я сказала ему, что это первый душ
за десять лет: я предпочитаю
принимать ванну. Завернувшись в полотенца, мы съели три больших куска вишневого
пирога, оставшегося от обеда, и
допили бутылку шабли. Я лежу на спине, закинув руки за голову и смотрю в
потолок. Он лежит на животе, подперев правой
рукой голову, а левую положив мне на грудь. Он попросил меня рассказать ему о
моих братьях и сестрах, о родителях, о
дедушке и бабушке, о родном городе, о школе, о моей работе. Внезапно я замолкаю,
закрываю глаза:
- Пожалуйста, - говорю я, как бы расплываясь в неге, не в состоянии
повернуться к нему и сделать движение, -
пожалуйста...
Он прерывает молчание:
- Я тебе сейчас что-то покажу.
Он выходит из комнаты, возвращается с карманным зеркальцем, бьет меня по
лицу и садится на край кровати. Моя
голова падает на подушки. Он берет меня за волосы и тянет до тех пор, пока я не
начинаю снова смотреть на него. Он
держит зеркало прямо передо мной: мы оба смотрим на два симметричных отпечатка,
которые появляются на моем лице. Я
завороженно смотрю на себя. Его лицо мне незнакомо. Оно бледно, - это просто
фон, еще проступают два пятна, похожие
на боевую раскраску дикаря. Он тихонько проводит рукой по моим щекам.
