Рыжим лисом метнулся вперед, и, обернувшись, внезапно приложил палец к губам, чтобы затем медленно провести им по основанию шеи. Вновь ушедший в себя Светоч встрепенулся, мгновенно подобравшись, словно змей перед броском.
Мало отличался от него и только что не скалящийся Зак. Приникнув к обратной стороне холста, где по моим расчетам находились глаза одного из слуг богини — белокурого и златокрылого Арсея, наблюдал он за чем-то сокрытым от меня.
Тут надо уточнить, что глаза эти, как выяснилось, имели одну особенность, а именно отводились вверх вместе со вторым слоем холста, открывая два отверстия, причудливо поименованные графами глазками.
К ним-то и приник раздраженный граф, жестом пригласивший присоединиться к себе брата и меня, послушно занявших оставшиеся отверстия глаз Аннесия — пухлотелого озорника-младенца, посланника богини, отвечающего за любовь и брак. Теперь каждый, кто бросил бы взгляд на картину, мог бы поклясться, что пухлощекий малыш радует взгляд не только нежным румянцем, да розоватыми крылышками, но и разными глазами, лихорадочно сверкающими среди падающих на лицо золотистых локонов. Впрочем, того кто метался по моей комнате меньше всего интересовали изменения, постигшие слуг Всемилостивой.
Несколько мгновений я рассматривала приземистую фигуру, мечущуюся по моим покоям, пока не узнала богатый плащ и серебро волос. «Служитель?» — Ужаснулась я, за эти дни возведшая врага графов в ранг чудовища из страшных сказок, что так любили рассказывать служанки на кухне, и к которым испытывала не поддающуюся логике тягу Элоиза.
Словно желая подтвердить верность моих предположений, мужчина обернулся, демонстрируя четкий профиль, вызолоченный последними солнечными лучами. Обомлевшая я дернулась, отшатываясь, а в следующий миг на мои губы, призывая к молчанию, разом опустились две ладони, стоящих по обе руки лордов: словно раскаленная — Зака и ледяная — Светоча.
Так же молча, не отрываясь от глазков, братья приложили пальцы к губам, призывая меня к молчанию. Я лишь кивнула, приникнув к «своему» глазу. И вовремя, чтобы успеть заметить, как сверкнули сталью лучи заходящего солнца, и зарычал, закрывая лицо руками нежданный гость.
Зашипел, заметался по комнате, слепо натыкаясь на мебель, на ощупь добрался до окна, и, буквально повиснув на шторах, дернул их на себя, обрывая вместе с гардиной, и погребая себя под складками тяжелой изумрудной ткани. Волны бархата заходили словно живые, а спустя мгновение, старик оказался на ногах, и, не выпуская из рук неожиданный трофей, кинулся прочь, напоследок собрав гардиной складки на ковре и зацепившись ею за дверной косяк, скрылся из виду, оставив её перекрывать вход, печально трепеща обрывками ткани на кольцах.
