Чья-то рука бесцеремонно раздвинула зеленые плети и перед молодой герцогиней предстала весьма решительная особа лет пятидесяти в ярко-красном платье:
– Ах, вот ты где! Опять прячешься, на обед не пришла, и ужин пропустить хочешь?
– Я не голодна.
– И что? Семья за столом не для еды собирается, а для приличия.
Ивенна вздохнула – да уж, за завтраком они с матерью разругались, соблюдая все приличия.
– Ты уверена, что матушка обрадуется, увидев меня за столом?
– Да она уже не сердится, два письма отправила, одно молодому герцогу, второе в Айн, и повеселела. Ты только помолчи за ужином, хватит на сегодня. Вот выйдешь замуж, будешь сама себе хозяйка, а пока что мать решает, что и как.
Ивенна грустно усмехнулась: няня Марион – единственная во всем замке, да, пожалуй, и во всем герцогстве – не сомневалась, что ее любимица выйдет замуж, дайте срок. Достойного жениха пока что не попадалось, а вот как найдется – так и сразу. Подумаешь, двадцать шесть лет! Да разве это возраст для знатной дамы? Вон, и кожа у нее, как у девочки: ни морщинки, ни пятнышка, пятнадцатилетняя позавидует, и руки белые, и шея без складочки! Ничего эти сплетники не понимают! Все это она с жаром выкладывала воспитаннице по пять раз за день, сильно испытывая терпение своей леди. Не желая обижать преданную ей женщину, Ивенна старалась избегать общества няни. Герцогиня послушно поднялась и отправилась в свои покои переодеваться.
Энрисса Вторая Златовласая, Ее Светлейшее Королевское Величество, Тридцать Вторая Наместница короля Элиана, правителя Империи Анра, правительница провинции Аллаор (ныне сохранившейся только в полном титуловании наместниц), герцогиня Нэй и прочая, прочая, прочая третью ночь подряд мучалась от бессонницы. Серпик молодой луны нахально завис над шпилем арсенала, словно сбившийся набекрень головной убор знатной дамы прабабкиных времен – и сна как не бывало. Она с детства не могла уснуть в новолунье. Наместница облокотилась о широкий подоконник: в окно можно было не смотреть – дворцовый сад она за три года успела изучить во всех подробностях так, что и солнечным днем не увидала бы ничего нового. Нужно было лечь в постель и закрыть глаза, но Энрисса знала – стоит подойти к кровати, где горит ночник – и она опять уткнется в книгу, уже до утра. Внезапно ей стало душно, привычные до незаметности благовония сдавили горло. Нервы, опять нервы… придворный целитель печально качал головой, осматривая наместницу: «Что вы хотите, госпожа моя, нервы, вам ведь так многим пришлось пожертвовать, а в природе все очень мудро устроено», – и заваривал успокоительный настой на меду. Настои не помогали.
