Но англичанин упрямо качал головой после каждого приводимого Гудини довода.
— Нет. Это далеко не все, Гарри. Я был там, я видел, как платок появился, будто…
Гудини протянул пустую руку, чуть повернул запястье и через миг уже держал в пальцах бокал, упавший ранее на ковер.
— Будто по волшебству, сэр Артур. — Он протянул англичанину бокал и встал, опустив голову в поклоне. — Вы видели сценическое волшебство, больше ничего. Оно является не бблее веским доказательством спиритуалистического мира, чем ловкая ножка Маржери, которой та постукивала по «ящику духов» под моим стулом. Сэр Артур, вас провели, как босоногого мальчишку на первой в его жизни ярмарке. Этот Йелдгрейв не кто иной, как очередной салонный шарлатан, играющий на наивной доверчивости высшего света. Он самозванец.
Внезапный холодок пробежал по спине и шее Гудини.
— Я нахожу это прозвище обидным… сэр.
Глубокий голос звучал мягко, акцент выдавал человека культурного и образованного — прекрасное подражание коренному англичанину, благодаря которому он сумел убедить сэра Артура, что тот имеет дело с соотечественником. Но Гудини уловил хоть и едва заметные, но знакомые интонации под светским лоском и ответил, поворачиваясь:
— Meu a-si cere iertare, domnule.[14]
Вошедший мужчина стоял на самом пороге комнаты, его лицо терялось в пляшущих тенях, которые отбрасывали огонь в камине и закрытые абажурами лампы, но Гудини заметил, как бледные, с длинными пальцами руки на мгновение сжались в кулаки.
— Извинение принято, — ответил культурный голос.
— Вы… — Сэр Артур поднялся на ноги и направился мимо Гудини к мужчине, все еще сжимая в руке бокал из-под хереса. — Вы говорите…
— На румынском, — закончил мужчина и сделал шаг в комнату. — У меня дар к языкам, мистер Дойл, и я говорю на многих.
Остроумный, язвительный ответ умер на губах Гудини, когда Йелдгрейв ступил на свет. Перед ним стоял ходячий труп. Он был худ настолько, что выглядел изморенным голодом, а его кожа по цвету напоминала свернувшееся молоко; темно-синий бархатный халат только подчеркивал впадины вокруг угольно-черных глаз. Только губы сохранили цвет — красный, как цвет сырого мяса.
Когда мужчина протянул руку, Гудини непроизвольно подался назад. Он уже видел подобное ранее: сперва на родине, а потом в трущобах, где обитала его семья по приезде в Америку. Стоящий перед ним мужчина умирал от пристрастия к опиуму.
От прикосновения длинных холодных пальцев по руке Гудини поползли мурашки.
