— Правильная постановка вопроса. Думаю, сработаемся. Для начала, познакомитесь с моим помощником — Астаховым, он вам объяснит техническую суть работы. Главная цель работы — поддержание нормальных межличностных контактов в смешанных бригадах. То есть, чтобы люди понимали гланг, а мы — их. И в экстремальных ситуациях действовали бы слаженно и сообща.
Я осторожно спрашиваю:
— Часто у вас экстремальные ситуации?
— Бывают, — в голосе Натальи проскальзывают недовольные нотки. — Скажем, совсем недавно на станции был пожар.
— Большой? — что-то я уже слышал про пожар. Или видел.
— Не очень. Хорошо сработали. Некоторые про него только на другой день узнали — по общей сети оповещения.
Мы летим по коридорам станции. Куда — я уже не могу понять: потерял ориентацию. Я еще плохо знаю станцию, а сейчас лечу по местам, где раньше не был. Главное — не потеряться. Разговор — самое простое средство для этого.
— Можно личный вопрос?
Федотова оборачивается и смотрит на меня с подозрением. Решает — дозволить ли подчиненному немного свободы, или сразу поставить его на место. Потом неохотно кивает.
— Вы всегда такая суровая? — быстро говорю я.
Наталья хмыкает, треплет меня по плечу и проникновенно говорит:
— С мужиками иначе нельзя. А то распуститесь — хуже некуда. Вас надо в узде держать. Ясно?
— Почти. Вы действительно одна женщина на станции?
— Да. Кто сказал?
— Василий.
— И что вам Сергеев еще про меня порассказал?
— Ничего, — я честен.
— Странно. Я думала, какую-нибудь гадость обязательно скажет.
— Нет. Он не так к вам относится.
— А как? — оживляется Наталья. — Как?!
— Это — личное, — я не хочу говорить за Сергеева. Он прекрасно справится и без меня, если сочтет нужным.
— Тогда будем думать, что — хорошо. Так же лучше думать? А блажь у него пройдет. Вы как, Клим, думаете? — голос Натальи становится глубже, наполняется теплом и светом. Она чему-то радуется внутри себя, стараясь не выдать этого наружу.
— Пройдет, да. Всё проходит. Воспоминания остаются.
Я не могу забыть. Это выше меня. Всё равно буду помнить, что бы ни случилось, ее взгляд, ее голос, ее губы. Тонкие руки, которыми Вика прижимала меня к себе, не желая отпускать. А я всегда уходил, не оставался с ней. Почему? Зачем? Теперь нет ответа. Я не смогу ее спросить. Не смогу узнать, что она думала. Я не увижу ее. Ни-ког-да.
И вот от этого "никогда" мне хуже всего. Но я держусь. Пытаюсь жить. Пытаюсь выглядеть и поступать так, чтобы никто не косился с удивлением на странного субъекта…
