Так думал я, лежа в высокой влажной траве кладбища, слушая звуки погони. Крохотные насекомые усердно сновали туда-сюда по своим делам, словно уличные торговцы, расставляющие прилавки в день ярмарки. Запах земли и луга напомнил мне детство, братьев, которые искали меня одним долгим жарким полуднем, выкрикивая мое имя. Я следил за ними из укрытия, отказываясь обнаружить себя, наслаждаясь силой, которую давала мне невидимость. Я давно не вспоминал о тех днях, и воспоминание только больше встревожило меня, ибо память человека возвращается к его рождению, когда он близок к смерти.
* * *
Выждав, как мне показалось, достаточно долго и не слыша долее грохота моих преследователей, я выскользнул из убежища и направился к набережной. Мысли мои путались; голос Ди эхом отзывался в голове. Я чувствовал, как призраки Ворчуна и Гектора бегут со мной рядом по улице. Я закричал им, они же прошептали мне на ухо имя моего врага. Казалось, они довольны своей ролью в этой прискорбной пьесе, пусть им и не придется выходить на бис. Тамерлан поднял занавес в этом театре теней, но смерть старика и его пса открывала новое действие. Это была увертюра к смертоубийству. Я перепишу историю. В этот раз Тамерлан умрет.
* * *
Блейз ломал комедию. Мой длинный кудрявый друг разгуливал по сцене облаченный в женский наряд, который был ему на несколько размеров мал. Корсет не сходился на спине. Лиф сбился вверх на торсе; кружевной вырез, растянутый поперек груди, обнажал заросли густых волос. Блейз обучал стайку начинающих актеров изображать женщину. Хотя никто в здравом уме не поставил бы его на женскую роль, матрона из него получалась на загляденье. Не жеманясь и даже не покачиваясь, он давал почувствовать, как под юбкой скользят мягкие округлые бедра. Ученики следили за ним, словно завороженные. Эта сцена согрела бы сердце любого драматурга, но я уже пылал гневом. Я бросился через пустой зал, рыча, будто раненый медведь. Услышав меня, Блейз обернулся. Лицо его осветилось, но улыбка так же быстро исчезла. Он сделал насмешливый реверанс и, выпрямившись, посыпал соли на раны моего сердца стихами Кида:
Месть, пробудись! Любовь сегодня
Вновь воцарилась в Преисподней.
Крылья Икара не ускорили бы мое приближение. Я ворвался на сцену, обнажая искалеченной рукой меч, в ярости не замечая боли. Ученики прижались к кулисам. Должно быть, вид у меня был устрашающий. В волосах запуталась листва и ветки. Лицо обезображено суточной щетиной, повязки на руке испачканы кровью и травой, из раны, которую нанес мне Бейнс, по рубашке расплывалась кровь.
