— Вот оно что, — протянул Петя.
Щелчком разбил яйцо, стоявшее перед ним в серебряной рюмке.
— Володька живет рядом — сбегай, принеси.
— Его дома нет.
…Зачем, для чего человек продолжает барахтаться в трясине лжи, когда это уже очевидно.
Инна Сергеевна попыталась помочь.
— Да принесет ее Володька — что за спешка такая? Завтрак на столе!
Петя не принял ее беззаботного тона, продолжал ненужную игру:
— Так уж и нет дома? А ты позвони, узнай. Успеешь дожуешь!
Виталий торопливыми, судорожными глотками приканчивал кофе. Петя отодвинул рюмку с яйцом.
— Та-ак! — протянул с усмешкой. — Дело начинает проясняться. В первом классе ты оставил свитер на скамейке в парке. Во втором — вернулся из школы в одном шерстяном носке, куда исчез второй, осталось загадкой века. В четвертом ты потерял кеды. В седьмом у тебя «пропало» кашне. Теперь начинаем терять вещи посолидней. Да еще и врём беспардонно!
Виталий аккуратно поставил стакан. Улыбнулся — губы у него тряслись.
— Понимаю, такого удара ты не переживешь. Как-никак материальная ценность!
Петино круглое лицо, мощная гладкая шея, грудь в вырезе рубашки стали медленно багроветь.
Инна Сергеевна встала. Быстро и весело проговорила, собирая посуду:
— Петя, Виталий, хватит вам! Петя, опоздаешь, автобус…
Петя не повернул головы — смотрел на сына.
— Значит, так… Значит, мы широкая натура, куртка для нас не ценность. А позволительно спросить — прожив на свете вплоть до получения паспорта, заработала ли она, натура, хоть копейку?
Виталий придвигал посуду к рукам матери — звякали чашки, блюдца. Сказал с натужной развязностью:
— Ты, отец, прикинул бы на досуге, на счетах — сколько я тебе задолжал за эти годы? За питание, воспитание и прочее. Даст бог, выплачу…
Был взрыв. Много ненужных слов.
Потом ахнула выходная дверь, брошенная с размаху, со злой силой. Простучали шаги по лестнице.
— Черт знает что! — сказал Петя. — У него винтик какой-то открутило, что ли? Хоть бы на капельку осознания вины! А ты только и знаешь — словно наседка, крылышком загородить цыпленочка. Пе-да-гоги! Когда родное, свое, так всякую педагогику забываете. Вот так и уйдет из-под рук…
Очень болела голова.
* * *
Инна Сергеевна ждала большой перемены.
Перемена пришла и прошла.
— Слушай, это же очень хорошо! — крепкая Маринина рука стиснула плечо. — Если б нашелся в милиции, в «неотложке» — Петр давно бы позвонил. А раз в таких местах нет, значит, просто дурью мается. У дружка какого-нибудь напыженное свое самолюбие пересиживает. А то и еще хлеще… Не забудь возраст. Тут из-за него переживаем, валидол пачками глотаем, а он, глядишь, просидел ночь на лавочке с какой-нибудь чувындрой…
